– Поехали в лагерь, – предложил он.

Положив ладонь на локоть Серены, он развернул жену в сторону ступенек, по которым на платформу только что поднялся Кэмпбелл. Длинное угловатое лицо управляющего, по обыкновению, хранило загадочное бесстрастие, и он чуть изменил направление своего пути, обходя Пембертонов, – но проделал это столь непринужденно, что сторонний наблюдатель никогда не усомнился бы в естественности этого жеста.

Пембертон и Серена сошли с платформы и двинулись по дорожке туда, где их уже дожидались Уилки и Бьюкенен. Угольная крошка хрустела у молодоженов под ногами, вздымая тонкие серые струйки золы, похожие на дымок от погасшей спички. Бросив взгляд назад, Пембертон увидел, что Кэмпбелл склонился над дочерью Хармона и что-то говорит ей, положив руку на плечо. Шериф Макдауэлл в воскресном костюме тоже стоял рядом со скамейкой. Вдвоем с Кэмпбеллом они помогли беременной подняться и повели ее в здание станции.

– Мой «паккард» здесь? – спросил Пембертон.

Бьюкенен кивнул, и Пембертон повысил голос, обращаясь к носильщику, все еще стоявшему на платформе:

– Отнесите мой саквояж на заднее сиденье машины. Дорожный чемодан, что поменьше, привяжите к стойке. Большой можно будет подвезти поездом.

– Тебе не кажется, что стоит сперва поговорить с шерифом? – осторожно осведомился Бьюкенен, передавая Пембертону ключ от «паккарда».

– Зачем мне объясняться с этим сукиным сыном? – фыркнул Пембертон. – Все отлично видели, что там произошло.

Они с Сереной уже устраивались на сиденьях «паккарда», когда сзади к машине бодрым шагом подошел Макдауэлл, и Пембертон увидел, что, несмотря на воскресный наряд, тот при кобуре. Возраст шерифа, как и многих других горных жителей, трудно было определить на глазок. Пембертон предполагал, что ему под пятьдесят, хотя черные как смоль волосы и подтянутое тело подошли бы и более молодому мужчине.

– Едем в мой офис, – объявил Макдауэлл.

– Зачем? – спросил Пембертон. – Я действовал в целях самообороны, что готова подтвердить хоть дюжина человек.

– Я обвиняю вас в нарушении общественного порядка. Штраф десять долларов или неделя в тюремной камере.

Пембертон вынул бумажник и протянул Макдауэллу две пятерки.

– И все равно прокатимся в мой офис, – упрямо повторил Макдауэлл. – Вы не покинете Уэйнсвилл, пока не представите свою версию случившегося в письменном виде.

Их разделяло не более ярда, и ни один не хотел отступить. Чуть подумав, Пембертон пришел к выводу, что драка едва ли окажется полезна.

– Вам и от меня потребуется письменное заявление? – осведомилась Серена.

Макдауэлл воззрился на нее так, будто до сих пор не замечал вовсе.

– Нет.

– Я бы предложила свою помощь, шериф, – пояснила Серена, – но, судя по рассказам моего мужа, вы, вероятно, не захотите принять ее.

– Тут он прав, – отрезал Макдауэлл.

– Тогда я дождусь тебя в машине, – сказала Серена супругу.

По возвращении Пембертон снова уселся на водительское место «паккарда» и повернул ключ зажигания. Наступил на педаль стартера, дернул ручной тормоз, и они пустились в шестимильный путь к лагерю. За окраиной Уэйнсвилла Пембертон снизил скорость, едва они подъехали к пятиакровому пруду у лесопилки; поверхность воды скрывали бревна, увязанные на манер хвороста. Затормозив, Пембертон все же не стал выключать двигатель.

– Это Уилки потребовал расположить лесопилку поближе к городу, – пояснил он. – Не мой выбор, но в итоге все сложилось удачно.

Они смотрели поверх застывшей в пруду флотилии бревен, которая дожидалась рассвета, когда вязанки будут разобраны, погружены на тележки и распилены. Серена окинула беглым взглядом территорию лесопилки, включавшую небольшое строение с двускатной крышей, в котором Уилки и Бьюкенен устроили себе контору. Пембертон указал ей на огромное дерево, возвышавшееся над лесочком позади конторы. Кору покрывали бесформенные рыжие наросты, а верхние ветви стояли высохшие, без листвы.