Энергия почти перестала сопротивляться, Хизаши плавал в волнах тепла и умиротворения, и все вдруг рухнуло в один момент. Он распахнул глаза чуть раньше, чем Сакурада, ни на мгновение не выпускавший из рук меч, повернулся в сторону источающей прохладу чащи.

– Стоять, – велел Сакурада им двоим и выставил перед собой Гэкко. И тут же расслабил плечи. – Это свои.

Из-за деревьев вышел Морикава с таким бледным лицом, что закралось подозрение, уж не стал ли он призраком.

– Бегите! Быстрее, уходите отсюда! – воскликнул он и взмахом руки активировал несколько талисманов. – Тоши, держи. Это ненадолго скроет вас от них.

Пропажу обнаружили. Хизаши переглянулся с Кентой, читая по его лицу смятение, но и решимость тоже. Решимость выжить, чего бы это ни стоило.

– Морикава-сэнсэй, – обратился он к учителю. – А как же вы?

– Он справится, – грубо оборвал его Сакурада и сунул каждому по офуда. – Уходим.

Теперь они не просто шли – они бежали, не боясь использовать ки. За спиной послышались крики, Хизаши ощутил отзвуки оммёдо и заставил себя двигаться еще быстрее. Они спустились на равнину, и перед ними раскинулся луг с высокой травой. Ветер волновал зеленое море и обдувал вспотевшее от натуги лицо. Сакурада отстал, готовя какое-то заклинание. Вдруг Кента оступился и упал. Хизаши только успел подбежать к нему и наклониться, как воздух задрожал. Скрывающие талисманы вспыхнули и осыпались пеплом. Хизаши схватил Кенту за руку и потянул вверх.

– Я туда не вернусь, – сказал он, и Кента кивнул.

– Жить вместе и умереть вместе.

Он сжал ладонь Хизаши напоследок, прежде чем отпустить. Они повернулись к врагам лицом и встали плечом к плечу. Бежать некуда, а Хизаши ни за что больше не подставит спину.

Первым на луг ворвался Морикава. Его загнали, точно зверя на охоте, обессилевшего и окровавленного. Но он еще не сдался, на бегу творил новое заклинание, однако закончить ему было не суждено. Просвистела стрела, и Морикава покачнулся. Просвистела вторая – и он упал на одно колено. Впервые Хизаши был не рад остроте своего зрения. Под ярким светом солнца, под голубым ясным небом он видел, как вытекает густая кровь изо рта учителя, чья мягкость принималась им за трусость, а доброта – за слабость. Он еще не упал на землю, а Сакурада уже издал пронзительный вопль и сломя голову помчался вперед, в самоубийственную атаку. Дзисин прислали мало людей, вероятно, продолжая хранить секретность, но много ли надо, чтобы одолеть двух калек и безумца, ослепленного горем и яростью?

Их начали окружать, и такое же кольцо сжималось вокруг сердца. Хизаши выхватил веер, но рука дрожала. Кента сжал его запястье.

– Забери мою силу, если надо.

Хизаши задыхался. Никогда еще смертная оболочка не казалась настолько тяжелой и так не сдавливала его суть. Он сам себе был противен.

– Нет! – Хизаши стиснул веер. – Нет.

Он, тот, кто собирался стать ками, должен был защитить хотя бы одного человека. Одного, но самого важного. Хизаши раскрыл веер и глубоко вдохнул запахи травы и земли.

Нобута смотрел на них издали, расслабленно держа руки за спиной.

Оммёдзи плели ловчую сеть.

Сакурада сражался, не щадя ни своей жизни, ни чужих.

Ветер перебирал выцветшие пряди, все замерло в ожидании бури, и Хизаши станет ею – тем тайфуном, который пошатнет целую гору. И пусть до слез больно поворачивать запястье, пусть ноги слабы и кажутся чужими, он не отступится, пока не уничтожит всех, кто желает им зла.

Слова, приходящие на ум, были незнакомы даже ему самому, от них во рту появился привкус железа, а в горле – острые шипы. Хизаши шептал, и трава вокруг него высыхала. Хизаши шептал – и тьма в нем разворачивала свои лепестки.