– Извини!

– Хватит уже извиняться за каждое движение, – проворчал он. – Когда выберемся из школы, надо как-то избавиться от Сакурады.

Учитель ушел уже далеко вперед, но плеск, с каким он это делал, еще был хорошо слышен.

– Но он же помогает нам, – удивился Кента.

– Сейчас да, а потом? Точно ли не он усыпил нас на восточном выходе из Ёсико? Кто участвовал в допросах? Откуда, в конце концов, у него мой веер?

– Сакурада-сэнсэй отдал его тебе, значит, они с Морикавой на нашей стороне.

– Не называй его сэнсэем. Больше мы не ученики Дзисин.

Сказал и пожалел об этом, так погрустнело лицо Кенты, искаженное побоями и голодом. Смотреть в него было тяжко, но Хизаши смотрел, потому что во всем этом была и его вина тоже.

– Прости.

– Но ты прав, – проронил Кента и вымученно улыбнулся. – Теперь мы сами по себе.

Плеск стих, и пришлось поторопиться, чтобы Сакурада ничего не заподозрил.

Канал немного попетлял внутри горы, потом пошел вниз, и в какой-то момент Хизаши уловил движение ки в воздухе. Сакурада остановился, достал талисманы и зашептал заклинание, которого ни Хизаши, ни Кента не знали. После вода впереди забурлила, со дна поднялось золотистое свечение и заполнило проход мельтешением ярких искр. Сакурада обнажил меч Гэкко и выставил перед собой. Искры сгрудились вокруг клинка, будто привлеченные огнем насекомые. Было заметно, какие усилия прикладывал Сакурада, как ки вытекала из него и растворялась каплей в бушующем море. Хизаши понял, что именно они видят – борьбу с защитным барьером школы Дзисин.

Энергия скопилась на кончиках пальцев оммёдзи, и он принялся рисовать перед собой один знак за другим. Хизаши захотелось отпрянуть, спрятаться – потревоженный барьер слишком сильно влиял на него, заставлял сердце заполошно биться от беспричинного ужаса. Кента встал ближе, касаясь плечом, и Хизаши, забыв про гордость, схватился за его локоть и стиснул до хруста в пальцах.

Наконец свечение погасло, и Сакурада испустил тяжкий вздох.

– Быстрее, – коротко бросил он и поспешил вперед.

Выход стал заметен задолго до того, как вдалеке забрезжил солнечный свет. Движение воздуха сносило ставшую почти привычной вонь, поток воды ускорился. Хизаши стало гораздо легче без давления многочисленных заклинаний горы Тэнсэй, будто бы даже изводящая его боль перестала казаться невыносимой.

И вот он – свет дня, ненадолго ослепивший глаза. Свежесть чистого воздуха, ласковые касания ветра, тепло, сменившее въевшийся в кости холод. Канал обрывался водопадом, а перед ним Сакурада показал, как выбраться на тропу, ведущую сквозь дремучие заросли прочь от школы. Хизаши спрятал веер под одежду и впервые допустил мысль, что ошибался насчет нового предательства. Они отошли как можно дальше от того места, где вышли на поверхность, насколько возможно в том состоянии, в котором находились бывшие пленники. Сакурада был жесток, все это знали, но не собирался их добивать.

– Вам нужно залечить раны, – решил он и махнул рукой. – Остановимся пока здесь.

Это все еще был южный, солнечный, склон горы, но густая шапка леса укрывала его в уютной тени.

– А если нас уже ищут? – предположил Кента, усаживаясь на траву с неповоротливостью соломенной куклы.

– Тогда меньше болтовни и больше медитации. – Сакурада достал из-за пазухи флягу и бросил ему. – На этом подарки закончились.

Воды было немного, но им, измученным многодневными голодом и жаждой, достаточно сделать хотя бы по паре глотков. Хизаши не стал тратить время напрасно и скрестил ноги, готовясь погрузиться в рэйки. Ему претила беспомощность, что сопровождала его много дней, и стоило целительной силе зациркулировать по меридианам тела, как отупляющий страх начал отступать. Сказал бы ему кто, что просто ощущать на коже солнечные лучи – это так прекрасно! Ки двигалась медленно, будто оттаивала после долгой зимы. Чтобы исцелиться хотя бы наполовину, потребовалось бы провести в медитации целый день, и все же просто не ощущать постоянной рези в коленях – уже достижение.