– Даааа, не любите вы её. А чего же не расстанетесь с ней?

– Ты что? Расстанетесь!? Ее зять – Сухов Николай Павлович! А Петя – его сынок!

– Даааа, весело тут…

– А это чья тарелка? Лишняя? – закричал мужской голос.

– Нет, совсем даже не лишняя, это тарелка для одного очень хорошего человека, Вася! – громко ответила Марина Степановна.

Вася. Двадцатишестилетний Василий был близорук, в допотопных очках, губы полные, долговязый, сутулый, словом, не красавец. Редкие волосы рано начали лысеть. Да и одевался он как-то по старинке, не модно и несовременно.

– Вася в лагере давно, лет восемь, боюсь соврать. Закончил педучилище. Всегда работает на втором отряде, с Раисой. Парочка ещё та!

В этот момент Рая громко засмеялась, стараясь привлечь внимание не то Пети, не то Сергея. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет, но из-за тонны косметики на её лице ей можно было дать все тридцать, а то и сорок лет. Брови слишком сильно подкрашены чёрным карандашом, ресницы топорщились словно пики, веки украшали длинные, жирные стрелки. Портрет завершали прямые плечи, мощный торс и полное отсутствие талии.

– Без краски она была бы намного лучше! – шёпотом сказала Надя Марине.

– Неее, в первом корпусе точно стена гнилая, – отставив пустую тарелку и вытирая салфеткой губы, громко сказал Василий, – я только карниз повесил, до двери дошел – а он упал! И так три раза. Дурацкая стена!

– Руки у тебя, Васька, дурацкие! – захохотала Раиса. – Ни фига делать не умеешь!

Молодёжь рассмеялась.

– Чего это не умею… – смутился Василий и бросил взгляд на девушек, скромно сидящих по другую сторону стола.

– А как тебе новенькие? – тихо спросила Марина. Она приняла их на работу по договору с педагогическим училищем. – Лена, Ирина и Алла.

– Хорошие девчонки. Но меня пугает только одно: почему они все такие здоровенные? Руки, ноги!

– Да уж, ты рядом с этими акселератками – воробушек.

– Даааа, – засмеялась Надежда, – муж меня так и называет.

К столу подошли новые едоки: сторож лагеря Еремеич, мужик лет семидесяти, с огромным мясистым носом фиолетового цвета, намекающего на то, что его хозяин любит выпить. Молодой, высокого роста, крепко сложенный парень-богатырь. И Константин Алексеевич Орлов. Он сразу подошел к рукомойнику, вымыл руки и вытер их полотенцем. Достал из чемоданчика с инструментами увесистый свёрток и протянул его Марине Степановне со словами:

– Марина, вот, возьми-ка сало, деревенское, и там в пакете еще огурцы соленые, хрустящие!

– Какие люди! И без охраны! – радостно закричал Степашка, отодвинув Василия. – Ген, давай сюда!

– Константин Алексеевич, суп почти остыл! Садитесь уже. Устали? – ласково приговаривала Марина Степановна, усаживая опоздавших за стол.

– Я обожаю, Константин Алексеевич, гостинцы вашей мамы, – сказала Олеся, наблюдая, как Марина Степановна выкладывала на тарелку розовое в прожилках сало и соленые, пахнущие чесноком огурчики.

Константин Алексеевич сел на скамью напротив Надежды.

– Знакомьтесь, Надежда Геннадьевна, – обвела рукой вновь прибывшую троицу Марина, – этот здоровяк – сын Константина Алексеевича, Геннадий! На нашем заводе водителем работает, а летом его к нам в лагерь шоферить отправляют. Ну а Еремеича, нашего мастодонта, ты уже видела. И с Константином Алексеевичем ты встречалась в профкоме завода.

Генка, отнюдь не стесняясь, подал одну руку Надежде для знакомства, а вторую, с тарелкой, протянул Марине Степановне:

– Марина Степановна, мне побольше! Жрать хочу, как сто китайцев!

– Ешь, ешь, мой маленький мальчик! Заработал, – захлопотала Марина Степановна.

Константин Алексеевич начал не спеша есть духмяную гречку и, обращаясь к сторожу, сказал: