– Да что ж это такое! Закрыто уже, закрыто на перерыв. Проветривание! Ни тебе чаю выпить, ни вздохнуть, ни охнуть! Видите, написано «Технический перерыв»!

Евгений взял себя в руки, чтобы не нахамить женщине, и ласково произнес:

– Милая сестричка! Вы уж простите, что доставляю вам неудобства, но ехал уж больно далеко. Меня послали забрать снимок головного мозга Соколова Е. Ю. Это очень важно, – елейным голосом пропел он.

Медсестра, сменив гнев на милость, подошла к железному стеллажу возле окна и принялась рыться в бумагах.

– Когда делали? А вот! Нашла. Евгений Юрьевич? – сухо спросила она и глазами пробежала по результату обследования. – А вы кто Соколову будете? – Евгений чуть помедлил и выпалил:

– Брат я ему! Родной брат…. Близнец!

– Такой же красивенький? – кокетливо спросила лаборант.

– Лучше!

– Жалко парня-то! Горе-то какое… Мать-то бедная… Женат? Дети есть? – засыпала женщина Евгения вопросами.

– Так что там… с братом?

– Так опухоль у него! Умрет скоро!

– Вы что, серьезно?

– Так серьезней не бывает…

– Но год назад ничего не было! Только контузия…

– Даааа, – протянула медсестра, – нет, нет ничего, а потом – бамс!

***

По лагерю в нелепом костюме «блошки» быстрым шагом шла сердитая Надежда. За ней вприпрыжку бежал сын и оправдывался.

– Мама! Я честно говорю! Я его не обижал! Это все ребята, а я и слова не сказал!

– Но ты его не защитил, – резко остановилась мать, присела и посмотрела сыну в глаза.

– Антоша, представь, а что, если бы с тобой произошел несчастный случай, как с Тарасиком? Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! – сплюнула через плечо Надежда. – И у тебя одна нога стала короче другой. – Тьфу, тьфу, тьфу! – ещё раз сплюнула Надя. – Ты хочешь играть с ребятами, хочешь, чтобы у тебя были друзья, а тебя все гонят от себя, обзывают, дразнят. Представил?

Антон крепко зажмурил глаза и насупил брови.

– Ну, и что ты чувствуешь?

– Мама, я чувствую, как мне обидно и больно в сердце. Мне хочется плакать… Мама, я все понял, я возьму этого мальчика под свою защиту!

– Молодец! Ты у меня настоящий мужчина! А Тарасику нужен друг и защитник!

***

От этой свистопляски с утра до вечера физрук Махал Махалыч немного приустал. Все-таки уже возраст преклонный. Побегай-ка с этой молодежью да по жаре. Пора и отдохнуть, подзаправиться, а то завтра турнир по шахматам. Махал Махалыч со своими мыслями не заметил, как столкнулся со сторожем Еремеичем. Тот, пыхтя, пёр на себе огромную сломанную ветку, бурча себе под нос!

– Ишь, до чего докумекали! Тарзанку заделали. А дерево вдрызг! Сломали… Бешенные кашалоты…

– О-о! Привет, Еремеич! Какие там у тебя кашалоты?

– Да ведь глянь, какое дерево сломали…

– Слушай, любезный, будь другом, – обратился физрук к Еремеичу, – добеги ты до нашей старшой! Пусть срочно напишет плакат «Шахматно-шашечный турнир»!

– Да, други, мои други! Да я все для другов, едришки-раскадришки! – бросил ветку Еремеич и с силой потряс руку физруку.

– Ну, я надеюсь на тебя! Не подведи!

– Ни-ни, – заверил его сторож, пнул ногой ветку и понесся к пионерской.

– Ну и Слава Богу! – успокоился пожилой физрук. – Им надо, пусть сами и пишут!

***

Пионерская комната была открыта настежь. Надежда все время забывала её закрывать на замок. Зато ключ от замка всегда болтался у нее на шее. Вот и сейчас: убежала в клуб готовиться к вечернему концерту и-и-и… «Заходите, люди добрые, берите, что хотите!» – подумал Еремеич.

Он вошел и осмотрелся. «Однако чисто у неё, не то, что у Людки». На столе разложен лист ватмана, краски, кисти, вода. Еремеич, ничтоже сумняшеся, взял самую толстую кисть, смачно макнул ее в краску и написал красивый плакат. Залюбуешься!