Черти скакали, дули во флейты, корчили рожи и всячески подтрунивали над резвящимися в бассейне.

Но и этот бассейн с прыгающими вокруг чертями был лишь частью огромной сценической композиции. Дальше творилось и вовсе невообразимое.

Вокруг этого бесовского хоровода с блеянием, хрюканьем и мычанием двигался целый табун самых разнообразных животных от коров, свиней и козлов до верблюдов, лошадей и ослов. На каждом из них, будь то лошадь, осёл или свинья, сидело по одному или по два наездника, погоняющих их то плёткой, то хворостиной. Вместе с ними, в этом хрюкающем и мычащем водовороте, крутилось бесчисленное множество домашней птицы, к хрюканью и мычанию добавляющей гогот и кукареканье.

Всё это зрелище в одинаковой степени могло как рассмешить, так и напугать.

В стоящих рядом павильонах разыгрывались малые сценки, отображающие разные ипостаси человеческого бытия и, как следствие, разные виды смертных грехов.

Так, например, играющий на лютне музыкант изображал «блуд» – ведь уже сама по себе лютня считалась символом распутства. Рядом с ним сидела «соблазняемая» девушка и со слегка смущённым видом внимала «бесовским песнопениям». Придурашливого вида чёрт – такой же музыкант, только в вывернутой наизнанку одежде и намазанным сажей лицом, – подыгрывал им на флейте.

В следующем павильоне огромнейший толстяк изображал «чревоугодие». Перед ним был накрыт стол с самыми разнообразными лакомствами, а вокруг крутилась целая свита чертей. Одни в вывернутых наизнанку ливреях изображали мундшенков, подносящих к столу новые блюда, другие – камергеров, торжественно провозглашающих перемены этих самых блюд. Но самым забавным был чёрт, кормивший этого толстяка из ложки словно грудного младенца и салфеткой вытиравший ему рот.

В следующем павильоне разлёгшийся на кровати человек изображал «леность». Стоящие рядом черти с ехидным видом обмахивали его опахалом и отгоняли от него мух.

«Сребролюбие» изображал дряхлый старик, трясущийся над сундуком с деньгами, а «гордыню» – рыцарь, разодетый в дорогие одежды и восседающий на породистом скакуне.

«Зависть» и «гнев» также не были обойдены вниманием и порицанием.

Простояв на площади до поздней ночи и досмотрев мистерию, а вернее, её второй акт до конца, мадам Анна и мадам Мари решили возвращаться домой. Альбер же, на этот раз поддавшись на уговоры Эдмона, любившего гульбу куда больше нежели он сам, остался на площади и присоединившись к толпе, веселился пока над городом зардела заря.

В «жирный вторник» или Марди Гра, то есть последний день карнавала, мистерия, а именно её третья, заключительная часть, началась уже после заката, когда на город опустилась ночь. Так было задумано, ведь в последнем акте перед зрителем должен был развергнуться сам ад, с сонмищами чертей и бесов, где все эти «гордецы», «распутники» и «сребролюбцы», что показаны были вчера, будут нести положенные им наказания.

Самым главным «секретом», с помощью которого должны были разыграться адские сцены, стал порох. Вещество, появившееся совсем недавно и известное ещё далеко не всем. Порох считался истинным изобретением дьявола, так как разрушения, производимые пушками, были просто ужасны, да к тому же от него исходил запах серы – запах самой преисподней.

Представление началось с того, что на погружённой во мрак площади разразилась целая канонада из взрывов, хлопков, выстрелов и прочего шума. Всё это продолжало хлопать и взрываться, пока площадь не заволокло плотной пеленой едкого дыма, и многие зрители не начали кашлять и задыхаться. При этом на площади не было никакого иного освещения кроме этих ежесекундных пороховых вспышек – все фонари и факелы были погашены.