Военком города Ворошловограда Нечипоренко сидел за письменным столом, охватив голову. По левую руку на столе был чёрный телефон, по правую лежал пистолет системы тэтэ. Дверь в комнату открылась, и на пороге появился рыжеусый старшина Головков, стреляющий бешеными светлыми глазами.

– Ну? – только спросил он. Военком опустил руки и, посмотрев на старшину, ответил:

– Телефонограмма получена, всеми силами выдвигаться на станцию и удерживать.

Краснолицый старшина ещё гуще покраснел:

– А чем удерживать? Одно пацаньё у меня во дворе, многие винтовку в глаза не видели.

– Вот и не увидят – наши, когда из города уходили, весь арсенал обчистили, а что не смогли унести, так разбили или погнули, чтоб фрицам не досталось.

– Здорово! – зло ухмыльнулся старшина и шмыгнул своим картофельным носом.

– Я пытался объяснить, а меня матом покрыли… Приказ, орут, и всё тут: любой ценой станцию удержать… Понимаешь, «любой ценой», а не исполнишь – трибунал!

– Господи! Так пацаньё ведь! А я попробую звонить?..

– Связи нет.

– Твою мать! – выругался старшина. – Ну что делать-то, Иваныч?

– Сам не знаю, а приказ не выполнишь, сам знаешь…

– А это зачем? – кивнул старшина на тэтэ.

– Мне приказа отступать не было, а немец прёт… сам знаешь…

– Так ведь на убой пойдём! – простонал старшина, потом будто что-то вспомнил. – А може у него, начальства-то, хитрость такая задумана, нами внимание отвлечь, а самим вдарить…

– Шо за хитрость такая, шо несешь, ты где голову у начальства отыскал?

– Так шо делать-то… – растерянно спросил старшина.

– Как шо, приказ исполнять, иначе сам знаешь – суд да позор! – военком немного помолчал и достал из карманов галифе папиросы, положил на стол. – Знаешь что, идите-ка вы до станции, а там, как совесть подскажет…

– Понял, – сощурился старшина хитро, и сам подумал: «А там отпущу на усе четыре!..»

– Ну, тогда выполняй, – мрачно пробормотал военком.

Старшина вышел. Военком встал и подошёл к окну: по двору слонялись призывники, некоторые с мешочками с нехитрой снедью, которую им собрали родные в дорогу, многие в рубашках вышиванках – совсем детвора. Вот появился старшина, они неумело выстроились перед ним, видно старшина им что-то говорит, потом встал во главе колонны, и все двинулись со двора. Военком снова сел за стол, будто что-то выжидая и прислушиваясь к странной тишине, поглядывая на портрет Сталина, будто испрашивая у него совета. Несколько раз поднимал телефонную трубку, но трубка молчала, несколько раз брал пистолет и, повернув к себе, вглядывался в дуло, будто ожидая что-то там узреть. Прошло около получаса. Вдруг тихий стук в дверь.

– Входи! – крикнул военком.

В комнату вошёл седой и широкий человек в белом кителе и белой фуражкой в руках. Встал посреди комнаты молча.

– Что хотел? – спросил военком, приглядываясь к человеку и отмечая некоторое его сходство с портретом вождя на стене – и усы такие же, и нос… – Грузинец что ли? – спросил военком.

Человек отрицательно мотнул головой:

– Не, армянин… Авдей Таривердович Мелконов зовут меня.

– А, – несколько разочарованно протянул военком. – Ну, какое дело?

– Повестка пришла, сыну моему, – человек протянул военкому бумажку. Военком прочитал: «призывнику Григорию Авдеевичу Мелконову явиться к… утра в райвоенкомат для прохождения действительной службы.». Военком поднял глаза:

– Ну а сын-то где?

– Товарищ, – умолительно взлянул на него Авдей, – у меня старший сын уже в Красной Армии, финскую прошёл, а счас не знаю где, живой ли… Один у нас остался младший, Гриша, жена плачет, не отнимайте надежды… Можно мне вместо сына? Прошу меня мобилизовать! Вы не смотрите на седину, я троих молодых по силе стою, я своё пожил, а ему жить…