– Да, но остаются еще чужаки и конокрады.

– Ну конокрадов и клеймо не остановит, – усмехнулся я. – Разве нет?

– Что верно, то верно, – согласилась она.

Несколько минут мы сидели молча. Пили кофе и слушали шум дождя. Затем я чуть приподнял зажатую в дощечках руку.

– Рамона, объясни, зачем это?

Она повернулась ко мне и вытянула скрещенные ноги.

– Это для того, чтобы предать твоей руке неподвижность. На тот случай, если змея действительно ядовита. Между прочим, при помощи шин можно лечить переломы ног у лошадей. Тяжело, долго, но реально. Тебе, как хозяину большого ранчо, это должно быть интересно.

Я аж рот раскрыл и смотрел на девушку огромными от изумления глазами.

– Черт меня подери! – только и смог раздельно произнести я.

– Еще кофе? – она сняла с крючка котелок, и я молча протянул ей кружку.

Рамона всегда была умницей. Она не была высока, как первые красавицы Запада, не обладала их яркой внешностью. Но красавицы были просты и заурядны, а она была неординарна, что называется, с изюминкой. Я никогда не видел ее в платье, но знал, что их у нее целых три. Она была как Шэрон: носила джинсы, рубашки и шляпы, ездила верхом в мужском седле, отлично стреляла, ловко обращалась с лассо и запросто управлялась с экипажем, запряженным четверкой полудиких мустангов. Лошадей она обожала, просто не могла без них жить, и общий язык находила даже с самыми непокорными. Потому что сама была такой же непокорной. Ее умение обращаться с лошадьми было не иначе как даром божьим. Даже самый отчаянный стайер4 становился смирным, когда она гладила его по шее и что-то шептала в его тревожные лошадиные уши. У нее и фамилия была связана с конным миром, потому что в переводе с одного индейского наречия «симаррон» значит «страна диких лошадей».

Рамоне нравилось читать, чего я никогда не замечал за красавицами-дочерьми богатых фермеров. Она же прочитала уже Бог знает сколько книг и знала уйму разных вещей.

Она способна была не только постоять за себя, но и защитить других. Она гордилась своей свободой и независимостью, тем, что ею никто не помыкает, и она может поступать так, как посчитает нужным. Мисс Симаррон обладала спокойным характером, но насколько она была спокойна, настолько же она была и упряма. Она отличалась непредсказуемостью дикого мустанга, и никто не мог сказать, что у нее на уме.

Таких девчонок, подобных Шэрон и Рамоне, на Западе было раз, два и обчелся. Ибо это было не правилам и вызывало общественное порицание. Многим парням они были не по душе, и они говорили: «Кому нужна такая жена, которая все умеет делать не хуже тебя самого? Такие нам неинтересны». Я считал подобные высказывания глупыми. Любой человек интересен, а жена, по моему мнению, самое главное должна быть тебе другом, должна тебя понимать.

Таких амазонок, как кузина и Рамона, в честь которой я назвал игреневого мустанга, нельзя покорять по той простой причине, что они никогда не покоряться. Их можно только приручить.

– Дождь закончился, – голос Рамоны прервал мои размышления.

Она легко поднялась на ноги и стала собираться в дорогу. Я хотел ей помочь, но тут же был осажен умелой твердой рукой.

– Сиди спокойно, иначе пристрелю, – предупредила она.

Что мне оставалось? Ничего, только подчиниться.

– Слушай, – запоздало спохватился я, – а ты сама куда путь держишь?

Она затягивала подпруги у Пожирателя Кактусов, и меня совсем не удивило, что он стоит так тихонько и не пытается ее укусить. Не оборачиваясь, она ответила:

– Мне захотелось попутешествовать, надоело на одном месте, и конечной остановкой моей прогулки должна была стать «Лилия». Хотела сделать тебе сюрприз, но если…