Отстранившись, я вижу, что он пыхтит и смотрит в пол, и в горле у меня что-то свербит.

– Хорошенечко берегите себя в мое отсутствие, ладно?

– А что мне еще остается, раз уж ты меня бросаешь?

– Ого, чувство юмора, как я погляжу, вас не оставляет.

– Ба!

Сглатывая комок в горле, я ставлю новый рекорд в забеге на короткую дистанцию: несусь к машине, припаркованной перед палисадником мистера Моттрама (за ним ухаживаю тоже я). Пытаюсь вставить ключ, чтобы открыть дверцу, и тут слышу характерный звук двигателя «шевроле селебрити» 86-го года выпуска – машина в конце улицы повернула сюда. Нет, я не великий эксперт в области двигателей внутреннего сгорания; на слух различаю только те, которые могут обеспечить мне переход от жизни к смерти.

И, конечно же, когда мне больше всего нужно поскорее смыться отсюда, сорваться с места, не щадя покрышек, у меня никак не получается попасть в замочную скважину, и связка ключей падает на землю.

«Шевроле» тормозит рядом со мной, когда я нахожу ключи возле переднего колеса.

– Лювия, – слышу голос. – Садись ко мне, пожалуйста.

Набрав в грудь побольше воздуха, немного наклоняюсь и заглядываю в приоткрытое окно со стороны пассажирского сиденья. Стекло он наверняка опустил еще до того, как завел двигатель: машина настолько древняя, что окна в ней открываются только вручную. Она настолько древняя, что под приемником есть деревянная пепельница, а переднее сиденье сдвигается вперед и назад по максимуму, не ведая промежуточных положений. Даже заводская краска осталась нетронутой: тусклое серовато-синее покрытие, наводящее тоску, местами облупившееся вокруг бампера и по кромке крыши.

Будь это «форд», его можно было бы принять за автомобиль семейства Уизли.

– Извини, но у меня есть дела поважнее, чем кататься с тобой на этом динозавре.

Эшер тоже слегка наклоняется, не снимая руку с руля. Глаз почти не видно из-за его чертовой бейсболки.

– Правда? Какие же? Торопишься домой собирать чемоданы?

– Например. И тебе рекомендую заняться тем же. Выезжаем завтра рано утром, а твоя бабушка всегда была суперпунктуальной.

Нас прерывает чей-то пронзительный голос.

– Лювия, солнце мое! – Это миссис Веббер, выглядывающая из-за своего маленького ярко-желтого почтового ящика. Ее пес по кличке Титан, та самая «блохастая псина», радостно крутит хвостом, усевшись на клумбе. – Это правда? Вы с бабушкой уезжаете на все лето?

Изображаю широкую улыбку и машу ей рукой.

– Доброе утро, Абигайл. Да, все так: мы уезжаем в отпуск на шесть недель.

– О! – Она растерянно хлопает глазами и оглядывается назад. – А как же мои розы? По телевизору говорят, что на следующей неделе нас накроет страшной жарой.

– Не беспокойтесь, я сегодня вечером к вам заеду и все расскажу. Это очень просто, вот увидите.

– А, ну да, хорошо… А это кто там – Эшер Стоун? Приехал на каникулы из университета? Эшер, какой же ты красавец! Мой муж смотрел по телевизору матчи с твоим участием. Здорово бегаешь, просто загляденье!

Эшер что-то невнятно бормочет себе под нос и в знак приветствия подносит руку к бейсболке.

– Здравствуйте, миссис Веббер, – кричит он ей. – Огромное спасибо за поддержку. Я вот тут приглашаю Лювию на мороженое во «Фрости», а она отказывается.

Я мгновенно поворачиваюсь к нему, меняя широкую улыбку на злобный оскал, который пронзает его подобно внезапно налетевшему в летний день студеному ветру. Уголок его рта ползет вверх, образуя на щеке ту самую ненавистную мне ямочку, от которой Тринити едва не теряет сознание.

– О, Лювия, солнышко мое, не глупи. Я в твои годы никогда бы не отказала такому симпатичному парню, да еще когда речь идет о мороженом. Если б не мой диабет, я и сама бы вам составила компанию!