Язык без костей и склонность все преувеличивать.

– С листовой свеклой – ничего: мы ее никогда не сажали. А вот это – томаты, и пройдет еще месяца три, прежде чем они проклюнутся. А к тому времени я уже вернусь.

«Надеюсь», – мрачно заканчиваю про себя я. В голову мне лезет чертова уйма самых мрачных и при этом высоковероятных сценариев этих треклятых каникул… Усаживаюсь между двумя рядами бамбуковых подпорок, отираю пот со лба краешком передника. Кажется, я только что совершила крещение землей в стиле Рафики[8].

– А что я буду делать, если сломается автополив? – Я не глядя поняла, что носовая канюля наверняка выскочила и болтается на седых усах, которые мистер Моттрам решительно отказывается сбривать. – Или разразится гроза? Или если блохастая псина Вебберов снова повадится ссать на моем участке? Черт подери, мне нужно ружье – верните мне ружье!

– Вы же знаете, что не вернут, пока здесь рулит шериф Стоун.

– А откуда у него, спрашивается, власть, чтобы такое творить, а? С каких это пор свободный человек не имеет права себя защитить? Стоун, Стоун, Стоун…

И, бесконечно повторяя себе под нос «подлую фамилию», как он любит ее называть, он возвращается в дом со своим баллоном, который побрякивает всякий раз, когда колесики инвалидного кресла подпрыгивают на неровно пригнанных досках пола.

Можно сказать, вуайерист и едкий раздражительный старикашка, но среди всех моих подопечных в нашем городке он – самый любимый. Кроме всего прочего, в ранней юности у него с Атлантой был своего рода запретный роман, о котором бабушка так и не решилась мне рассказать. А в моих глазах мрачные тайны только добавляют людям привлекательности.

Телефон звонит где-то в недрах моих антивуайеристcких шаровар. Когда мне наконец удается стянуть садовые перчатки и найти его, у меня уже один пропущенный вызов. Провожу пальцем по экрану, и мое сердце совершает кульбит, достойный русского акробата. Виной тому имя на экране.

Эш Кетчум.

Вот черт. Блин. Я даже не помнила, что в мобильном до сих пор хранится его контакт. Когда мы в последний раз разговаривали по телефону? Кажется… в старшей школе? Кажется, когда нам с ним выпало организовать весенний бал для младших классов? Удивительно, что у него все тот же номер. Хотя чему удивляться – у меня ведь тоже. Мы живем в Санта-Хасинте. Здесь номера телефонов меняют разве что по программе защиты свидетелей.

Внезапно мобильник вибрирует, и я чуть не роняю его, как вдруг понимаю, что это всего лишь сообщение.

Но оно от него.

Слушай, ты сейчас у себя, в комнате?

Сердце мое пускается вскачь безо всякой причины, кроме той, что диктуется логикой: он что-то задумал. Хотя за все эти годы, что Эш водил меня за нос, он ни разу не потрудился написать первым. Да и вообще, если честно, он уже давно перестал играть со мной в игры.

Трогает ли меня то, что он в одностороннем порядке решил положить конец нашей вражде? Нисколько. Любой, у кого в черепной коробке есть хоть немного мозгов, прекрасно понимает, что все мальчишки рано или поздно взрослеют… и что подложить кому-то змеенышей в ящик с нижним бельем – хорошая шутка лет в одиннадцать-двенадцать, но нельзя же продолжать это вечно.

Немного досадно только, что он так со мной и не объяснился. Мне вообще плевать, что подумают люди, ведь мы с Эшером никогда не были просто врагами напоказ. Для меня наши отношения всегда были чем-то большим. А наши взаимные выпады – несли более глубокий смысл.

Для него, ясное дело, все было иначе. В противном случае он не перестал бы смотреть в мою сторону или замечать мое существование так резко, так вдруг. Ни с того ни с сего. Как будто меня никогда для него и не существовало.