– Что вы, – судья вдруг сменил гнев на милость, – Просто вы излишне щедры, госпожа, – гуляя по моей фигуре сальным взглядом, облизнулся.

То, что надо. С таким легче простого, даже совесть мучить не будет.

– Ой, ну что вы, – кокетливо стреляю глазами, – простой поцелуй, – наиграно смущённо опускаю взгляд.

На такой контингент мужчин действует без отказано. Вот и у судьи плотоядно сверкнули глаза, и он ещё раз облизнул губы. Мысленно триумфую.

– Что это? – вдруг зло выкрикивает он. Обтирает губы ладонью и принюхивается, – Роши? Стража!

6. 6

Широкие, довольно светлые коридоры скудны на прохожих. Если кто–то и встречается, то с ворохом каких-то бумаг, но и эти люди быстро испаряются, завидев важно переваливающегося, подобно гусю, судью. Его грузный, шаркающий шаг и чеканистый топот сапог, шагающих следом стражников, приглушает неспешное цоканье моих каблучков.

– Прошу, – раскрыв створки двери, судья жестом приглашает войти в судейскую. Стражу вместе с Растусом и Скремом просит остаться за дверью.

Прохожу и оглядываюсь. Здесь нет ни трибун, ни клетки для заключенных, даже лавочек для присяжных нет, не говоря уже о лавочках для зрителей. Из мебели только стул-трон и массивный стол со стоящими на нём каменными и очень объёмными колодками для рук. Догадываюсь, что именно они «дарят» рабам их «украшения», но не понимаю, для чего на верхней крышке колодок углубление и прорезь.

– Вот здесь всё и происходит, – судья развёл руки в стороны, – за этим столом, – хлопнул ладонью по столешнице, – я зачитываю приговор, магией записывают его на специальной золотой пластине и вставляю её в эту прорезь, – «что же, назначение прорези узнала», – в этот момент здесь должны быть руки заключённого, – зачем-то поясняет судья и показывает на отверстия для рук. «Вот бы твои сардельки туда засунуть», – После, если вот тут вспыхнет свет, – не догадываясь о моих мыслях, воодушевлённо продолжает судья и указывает на замеченное мною углубление, – то заключённый может откупиться. Родственники, друзья или поверенные обычно к этому моменту приносят нужное количество монет. Вкладывают по монете, пока колодки не откроются.

– А если свет не загорит?

– Значит рабское наручи образуются моментально, – судья беззаботно пожал плечами.

– А если у заключенного веская причина? – продолжаю допрашивать, так как предпочитаю знать всю систему, через которую проходит будущий раб, – Если он не хотел, к примеру, убивать? Если только оборонялся? Это будет смягчающим фактором? Вы можете ему дать откупиться?

– Это не в моей компетенции, – как-то через чур горделиво произнёс судья, –Следователи мне приносят готовый приговор, где так же прописаны смягчающие обстоятельства. Я лишь его зачитываю и, как уже говорил, заношу на магическую пластину. Магия Туваллы всё решает сама.

– То есть, если я правильно поняла, вы сами ничего не делаете, однако же очень уважаемый человек? Вас даже побаиваются. За какие такие заслуги?

– Судьи не простые маги, – мужчина приосанился, – мы уважаемы за то, что пожертвовали все свои магические силы Тувалле и теперь, по сути, пусты. Это делается для того, чтобы магия Туваллы, верша судьбы, могла свободно проходить через нас. Из-за этой силы нас и боятся. Не знают глупые, да и откуда же им знать, ведь мы держим это в строжайшем секрете, что сильны мы только в судейском зале и только в этом кресле, больше нигде. Кстати, другой, кто сядет в это кресло, погибнет.

– Хорошо, – новая информация подстегнула к скорейшим действиям, – Ведутся ли какие-нибудь записи судейства? Имеется ли список рабов?