Где-то борется полмира,
Где-то гибнут в битве жизни,
Куют мысли и машины
Под навесом грузных крыш.
Где-то слезы, где-то крики,
Кто-то умер и родился,
Где-то пекло, где-то хаос,
А в кофейне тает тишь.
Смутно слышны плески моря,
Женский смех и брань торговцев.
Голубь сел на тротуар,
Чистит сизое перо.
Солнце камни раскалило,
Но прохладно под навесом
Греку старому уютно,
Греку старому тепло.
22 ноября 1917
«Я, кто любовью так недужен…»
Я, кто любовью так недужен,
Беспомощен среди преград,
Быть может, я ей просто нужен,
Как развлеченье, как наряд?
Быть может, я ее игрушка,
Забава тягостных минут,
Как та вон шитая подушка,
Как из фарфора лилипут?
Копной волос змеисто-рыжих,
Быть может, тешится она —
А я… зачем на сердце выжег
Любви святые письмена?
Ужели снова я обманут
Пожатьем маленькой руки?
Опять мечты бесследно канут
В глухое озеро тоски.
20 декабря 1917
«Я дрожал как в лихорадке…»
Я дрожал как в лихорадке,
Был от страсти знобко-пьян.
Аспирина две облатки
Положила мне в карман.
Погрозила пальчиком,
Губки сжала жалостно:
«Будь, смотри, пай-мальчиком,
Не болей, пожалуйста!»
21 декабря 1917
Разлука
Тихонько рукой барабанил,
Угрюмый и странно немой.
И чай в недопитом стакане
Покрыл перламутровый слой.
Чертил по клеенке квадраты…
Да, все разлетелось, как дым,
Свершилось, что было когда-то
Лишь призраком, зыбким и злым.
Ушла… Навсегда, без возврата.
Сказала: – Не жди, не встречай!..
И пальцы рисуют квадраты,
И стынет невыпитый чай.
1917
«В блокноте нашел я старый…»
В блокноте нашел я старый,
Наспех записанный адрес,
И вспомнился бал и пары,
И личика тонкий абрис…
Она ушла, как другие.
Весеннего счастья стопами.
И только буквы немые
Хранят о ней нежную память.
19 января 1918
«Вся хрупкая, вся зыбкая…»
Вся хрупкая, вся зыбкая,
Вся точно из углов,
С ребяческой улыбкою
Бросает блестки слов.
Сверкнувши, вдруг завянет вся
И плачет, хохоча…
Кто любит – тот обманется,
Ведь к тайне нет ключа.
20 января 1918
«Нынче – ярко до слез. Мы вдвоем…»
Нынче – ярко до слез. Мы вдвоем.
Жизни чаша до края полна.
И смеется, смеется весна
В каждой брызге на платье твоем.
1 марта 1918
«Как сотни лет назад нечаянно и просто…»
Как сотни лет назад нечаянно и просто
Сегодня ночью тронулась река.
Услышав шум – я добежал до моста
И выбрал пост у серого «быка».
Ползла, лилась, рвалась набухшая лавина,
И в груды льдин, как нож, врезался «бык».
Ломаясь и толпясь, кричали глухо льдины,
И грозен был их тяжкий мертвый крик.
Но знал я: через день, а может, завтра к утру,
Хлебая и спеша, уйдет последний лед…
О, сердце! Научись вот так же сильно, мудро
Без боли уходить от тягостных тенет!
29 марта 1918
«Вечер закатный, весенний и вербный…»
Вечер закатный, весенний и вербный,
Лазоревый запад – лазурный восток,
В матовой дымке месяц ущербный.
Влага упала на липкий листок.
Солнце уйдет и, прощаясь, брызнет
Огненных маков каскад.
Я бы хотел, чтобы день моей жизни
Имел такой же яркий закат.
10 апреля 1918
«Почему я грущу? Вот чудак! Почему?..»
Почему я грущу? Вот чудак! Почему?
Почему нынче ветер утих?
Почему яркий день вдруг уносит зиму?
Почему так сложился мой стих?
Никогда никому не сказать почему,
И ответ – это тот же вопрос.
Все понятно и ясно тому одному,
Кто нас бросил в творимый хаос.
10 апреля 1918
«Я с Богом борюсь, как Иаков…»
Я с Богом борюсь, как Иаков,
Борюсь непрерывно и зло,
И много зияющих знаков
На душу, как раны, легло.
Я слышал чахоточный кашель,
Я видел растленных детей.
Мне промысел благостный страшен,
Мне жутко от Божьих затей.
Неправый, нездешний, недобрый —
Я вызов бросаю Ему!
Пока не сломаются ребра,
Я Божьей любви не приму.
29 апреля 1918
«Очень тщательно и строгонько…»
Очень тщательно и строгонько