Сквозь ресницы наблюдала, как старый Уайбан сидел напротив очага почти неподвижно. Всё старалась угадать какой он национальности. Соотносила его черты с чукчами, нанайцами, эвенками - и ничего не сходилось.

Впрочем, хозяин дома мог обладать нестандартной внешностью, например… Или его народ не дожил до моего времени.

Уайбан курил трубку, выпуская клубы дыма, пахнущего странно и незнакомо. Его морщины были подсвечены красным огнем из очага, и лицо выглядело, как земная кора с разломами, наполненными магмой.

- Что смотришь, спи, - сказал вдруг он, не глядя на меня.

И я провалилась в сон почти моментально, не успев удивиться.

3. Глава 3

Я жила в доме Уайбана третью неделю, и только сейчас он разрешил мне подниматься. До этого я вставала только чтобы ходить в туалет, который устроил мне в хотоне (постройке для скота) Уайбан, согласившись, что отхожую яму на улице я пока что посещать не в состоянии.

Хотон традиционно был пристроен к дому для дополнительного тепла. Вход в него располагался прямо напротив входа за очагом. Там обитали саха ынага - якутские коровы, пара лошадей, а также овцы в загончике.

Животинки косились на меня доверчиво и робко, волновались потревоженно, когда я пробиралась к своему берестяному ведру, преимущественно ночью или в отсутствие Уайбана. Пахло здесь, как в обычном хлеву, в который когда-то я ходила маленькой с бабушкой в деревне. Запах был знакомый, из детства, поэтому успокаивающий.

Днем в хотон приходили двое работников, ухаживали за скотиной. В это время я старалась сидеть тихо и не показываться никому на глаза.

Лежанка моя находилась на “женской” половине жилища. Обычно в семьях на этом месте спали незамужние дочери хозяев. Или даже замужние, но не покинувшие отчий дом молодые женщины, ожидающие, когда их мужья полностью выплатят за них калым отцу. Раньше этого переехать в дом мужа они не могли, хотя им позволено было время от времени встречаться.

По всей видимости, у Уайбана никого не было. Мне хотелось спросить его о причинах его одиночества, но я не решалась. Скорее всего, это не было секретом для его односельчан, и мой интерес показался бы странным.

Пока что сожительствовали мы мирно и практически молча. Я не хотела привлекать к себе внимание, опасаясь, что хозяин начнет претендовать на место в моей постели по своему законному праву. Но пока что обходилось без этого. Может, потому, что я еще не вполне восстановилась.

Зная, что у якутов не принято мыться, я приспособилась это делать, когда Уайбан отсутствовал дома. Просто зачерпывала снег за дверью и растапливала возле огня. При мысли, что мне когда-нибудь придётся посетить с остальными соплеменниками “общественную баню”, мне становилось плохо, и я про себя решила, что лучше ногу себе сломаю, только бы не проходить через эту процедуру.

Я, конечно, не могла знать на сто процентов, как именно это происходит здесь, но в общих чертах, представляла.

Жители села собирались в одном из балаганов, жарко натапливали очаг и надевали на себя всю имеющуюся одежду. Под ней они парились, а затем скребли друг друга костяными или деревянными скребками. После этой процедуры обильно обмазывались свежим слоем жира и расходились до следующей “помойки”.

Несмотря на кажущуюся дикость гигиенической процедуры, жители севера были вовсе не дураки. Именно этот обряд спасал их от болезней и даже летней напасти - гнуса. Все попытки приучить северные народы мыться “культурно”, принесли им большие проблемы со здоровьем. Как и любое грубое, невежественное вмешательство в естественную среду обитания.