– Умный, наблюдательный? – обиженно-хищно сощурилась Парфентьева. – Людей спасаем, да?.. А про труп только сегодня сказали. А если труп сегодня ночью увезли?

– Это вряд ли. Вы же допоздна работали.

Холмский и сам чувствовал, что голос звучит неуверенно.

– Опять фантазируете?

– Зубы вам заговариваю.

– Я это уже поняла!.. Жду вас завтра в это же время!

– В это время я уже буду на смене. Давайте послезавтра, – попросил Холмский.

– Завтра!

Парфентьева непримиримо смотрела на него. Но строгость ее требований компенсировалась необязательностью их исполнения. Холмский не подозреваемый, фигура в деле отнюдь не ключевая, так что меру пресечения она применять к нему не станет. Даже если очень захочет.

Сердечный приступ, подозрение на инфаркт, скорая помощь несется на всех парах, улица Советская, дом тридцать четыре. И вдруг резкое торможение, перед самым носом автомобиля вываливается дверь, с треском падает на землю. Кто-то снял дверь от шкафа-купе, вынес ее во двор, приставил к стенке навесного ограждения мусорной площадки; подул ветер, и панель с зеркалом грохнулась на землю. А могла ударить по машине, не нажми Олег Валерьевич на тормоз. Холмский спешил, он думал о пациенте, но глаза и мозг жили своей жизнью, в памяти осталось, что мусорные баки пустые.

Дверь без гвоздей, осколки зеркала для покрышек не страшны, Олег Валерьевич выходить не стал, переехал через препятствие, остановил машину возле первого подъезда того же дома, во дворе которого находилась мусорка. Дом старый, камеры под козырьком подъезда нет, но в дверь так просто не зайти. Холмский знал номер квартиры, набрал его на панели домофона, нажал на вызов. Спрашивать на том конце провода не стали, сразу открыли дверь. Скорая помощь гость серьезный и воспитанный, без приглашения не является.

На восьмой этаж поднялись на лифте, дверь в квартиру Образцовых открыла молодая женщина с красными от слез глазами.

– Доктор, кажется, все! – выдохнула она.

– Ну, это мы еще посмотрим!

Холмский ускорил движение, вдруг еще не поздно и новопреставленного можно оживить. Фельдшер несла реанимационную укладку, и у него руки заняты.

В прихожей Холмский обратил внимание на шкаф-купе без двери, вспомнил недавнее происшествие, но шаг не замедлил. Прошел в гостиную, а там в кресле полный, средних лет мужчина с бледным лицом сидит, смотрит на него, шелохнуться боится. Как будто сердце остановится, если он хотя бы моргнет. Дыхание тяжелое, но глаза осмысленные. Насколько могут быть осмысленными глаза вдруг воскресшего человека. Рубаха расстегнута до пупа, на журнальном столике упаковка нитроглицерина, стакан воды.

– Отпустило?

Холмский перевел дух. Потребность в дефибрилляторе отпала, но кардиограмму сделать надо, там уже видно будет, в поликлинику больного отправлять или госпитализировать. Инфаркт – вещь коварная.

– Да у меня иногда бывает… Сегодня сильно прихватило… – Образцов бросил взгляд на верхнюю полку шкафа.

Картины там старинные одна к одной, бронзовые канделябры без свечей. В этом нагромождении бросалось в глаза пустое место между фарфоровой вазой и медной чашей. Мебель в квартире современная, отделка в евростиле, подвесные потолки, и только верхняя полка гарнитурного шкафа – уголок антиквара.

– Что-то пропало? – спросил Холмский, расчехляя электрокардиограф.

– Да не пропало! – мотнула головой женщина. – Просто переставили, сейчас найдем.

Она взглядом призывала Холмского безоговорочно верить ей или хотя бы делать вид, что верит. Ее мужу нельзя волноваться, и она правильно это понимала.

– Когда мы переставляли? – запротестовал Образцов. – Ничего мы не переставляли!.. В полицию нужно звонить!