– Йок!

На дно живота словно падает камень.

Йок. Ее брат. Тот юный стражник.

С мальчиком что-то случилось. Что-то ужасное. Во время нападения. Он, разумеется, был там, сражался с ними и… и…

Быть может, моя жертва и спасла тысячи. Но я была недостаточно быстрой, недостаточно сильной, чтобы спасти его.

Я тяжело оседаю подле Хэйл. Слезы щиплют мои собственные глаза, слезы боли, слезы ярости, беспомощности. Тщетности. Мне нечего предложить, ни утешения, ни заверений. Ничего, кроме своего присутствия. Так что я обхватываю рукой женщину-трольда и обнимаю ее, пока она раз за разом бормочет одну и ту же фразу, словно молитву:

– Морар тор Граканак. Морар тор Граканак.

Будь по-моему, я бы сейчас находился в нижней части города вместе со своими воинами, прочесывал бы улицы, дабы убедиться, что все вогги и в самом деле убежали из Мифанара. Либо это, либо я занимался бы ранеными, или помогал бы собирать мертвых и подготавливать их тела. Любое из этих дел, неважно, сколь мрачное или ужасное, было бы предпочтительнее, чем заседать в тронном зале, выслушивая донесения и демонстрируя себя потрясенным членам моего двора, беспрерывно сменяющим друг друга.

И все же я сижу здесь. Мои руки стискивают резные драконьи головы, служащие подлокотниками древнего трона, с которого многие поколения Королей Теней правили этим государством. Мое лицо твердо и неподвижно, словно статуя, не выражает ни ужаса, ни облегчения. Я – то, что требуется моему народу, – камень. Недвижимый и непоколебимый.

Густая синяя кровь сочится из пореза на лбу канцлера Хог, стоящей на коленях у моих ног. Одинокая капля, оставляя за собой след, пробирается вниз, от виска к челюсти.

– Мои подчиненные все еще пытаются установить окончательное число погибших, – сообщает она мне своим обычным монотонным голосом. Ровно так же она могла бы озвучивать повестку предстоящего фестиваля или излагать планы для новых шахтерских разработок. – Есть основания надеяться, что потери оказались не столь значительны, как мы поначалу опасались. Похоже, вогг тянуло к дворцу. А точнее, к саду. Многие даже не отвлекались на убийства.

Вниз по хребту пробегает холодок. Я все еще точно не знаю, что именно сделала Фэрейн или как она это сделала. Не уверен, что она и сама это знает. Но что-то в Круге Урзулхар привлекало отравленных вогг. Должна быть какая-то связь, мне бы только ее увидеть.

Лишь когда Хог заканчивает свой доклад, я спрашиваю:

– А что с лазаретом? Мадам Ар в ее усилиях нужна всяческая поддержка.

Хог кивает и неосознанно касается раны у себя на лбу.

– Лазарет в данный момент переполнен. Это все, что мне известно; я не смогла получить более конкретной информации.

Я раздраженно хмыкаю, стискивая челюсти.

– Проследите, чтобы всех, кто ранен легко, перевели в другие помещения. Например, принца Сула.

– Ох, да ладно тебе, Фор. Ты что же, в самом деле выгонишь своего собственного дорогого братишку из тепла и комфорта его больничной койки? Кто бы мог подумать, что ты столь жесток.

Я перевожу взгляд на дальний конец зала. Там стоит мой сводный брат. Его рука лежит на перевязи, волосы вокруг посеревшего лица растрепаны, но глаза сияют куда ярче, чем когда-либо с тех пор, как мы вытащили его из озера в Хокнате. И эта его вечная ухмылочка на месте, что выглядит нелепо, учитывая, какому потрясению совсем недавно подвергся наш город.

– Кончай маячить в дверях, – рычу я и поднимаю руку, чтобы подозвать его поближе. – Принцу так себя вести не пристало.

– Это да, но я же никогда и не вел себя так, как пристало, верно ведь? – Сул отталкивается от косяка и входит в комнату, ухитряясь двигаться непринужденно, несмотря на свою подвязанную руку. Канцлер Хог встает и делает шаг в сторону от трона, вежливо склонив голову, когда к ней приближается принц. Он ей подмигивает, а она заливается румянцем и опускает подбородок.