– Оборотней подпитывает их внутренний зверь, но до трехсот не все доживают. Не всем дано протянуть и до тридцати… Лучше вам не завидовать, панде Агнешка, ни оборотням, ни колдунам, ни уж тем более вампирам. Самое лучшее быть простым человеком, честное слово. Ведь только люди живут, а остальные так, существуют. Оборотни вечно борются за власть, вампиры и вовсе давно внутри умерли, а колдунов и ничего не интересует кроме магии, пылающей внутри и того, как ее можно сделать сильнее и лучше. Им не нужна ни любовь, ни привязанность. Все людские качества им чужды, их влечет лишь колдовство.

– Жаль, что мы не можем выбрать, кем нам появиться на свет.

– Зато мы решаем, кем нам стать.

– Я просила панедра Витольда, чтобы он меня сделал оборотнем и Игната тоже просила, но они сказали, что я слишком слаба и не вынесу обращения. Внутренний зверь меня просто сожрет.

– Такое бывает, к сожалению. Не всем удается сладить со зверем.

Катаржина зевнула, устраиваясь поудобнее. Их скучные разговоры ее усыпляли.

– Панде Агнешка, дайте ручку, давайте я вам погадаю!

Агнешка робко протянула Феликсу ладонь и тот обхватил ее тонкие пальцы. Он склонился над ее рукой, словно хотел поцеловать, но вместо этого в тающих лучах вечернего солнца, пристально вглядывался в переплетение линий.

– Панде Агнешка, вам раньше гадали? – спросил он.

– По вечерам Зоя иногда раскладывает карты на судьбу служанкам, когда им надоедает играть в дурачка. Я тоже ее попросила, как то раз.

– И, что она гадала?

– Мужа и троих детей, кажется.

– Любопытно, но знаете, что я вам скажу? – поинтересовался он, выпрямляясь и, глядя ей в глаза. – У вас есть враг, панде Агнешка. Смертельный и очень опасный. Либо вы его одолеете и убьете, либо он уничтожит всех, кто вам дорог, а весь мир превратит в беспроглядный мрак. И тогда ничего у вас уже не будет, ни судьбы, ни любви, ни свободы…

– Что вы такое говорите! – завизжала Агнешка, вырывая руку. – Я думала, вы хороший… А вы… вы…

Не договорив, она бросилась наверх по холму, бегом перепрыгивая по ступеням каменной лестницы.

Дрозд не стал ее останавливать. Он немного побродил, вздыхая, подле увядающих роз, а затем тоже пошел в сторону дачи.

Катаржина осталась лежать под кустом, думая о том, что ловко он отшил эту дуреху. Странно, конечно, что он не захотел породниться с дочерью Главы, пусть и внебрачной. Может быть испугался, или она совсем ему не понравилась, и он даже не смог бы терпеть ее рядом. Или, может быть, Игнат был прав. Их семья находилась в опасности, вокруг плелись заговоры и хитрый Феликс Дрозд не хотел рисковать.

Прикрыв на мгновение глаза, она задремала.

Когда Катаржина проснулась, стояла черная южная ночь. В небе горели звезды и мягко сияла растущая луна, похожая на надкусанное яблоко.

Потянувшись, она поднялась на лапы и прыжками понеслась наверх к вершине холма, где стоял дом.

Поднявшись на веранду, она перекинулась в человека. Ее одежды не было на плетенном диване, где она ее оставила. Катаржина потянула за ручку двери. Заперто.

Ругаясь про себя, и обещая самые страшные каре, дуре служанке, которая мало того, что унесла ее вещи, так еще и заперла дверь, она пошла вокруг дома чувствуя нагой кожей касания ветра.

Черный ход оказался заперт, также, как и парадная дверь и двери, ведущие к бассейну у восточного крыла, в котором раньше любил плавать отец. Наверняка, это были происки Виолетты. Старая стерва ее терпеть не могла и при каждом удобном случае устраивала ей пакости, но осторожно, так, чтобы никто не мог ничего ей предъявить.

Кусты возле дома пахли Игнатом, но не человеком, а медведем. Значит он тоже решил обернуться и выйти погулять. Можно было бы подождать пока он вернется. Ему бы Виолетта непременно открыла. Еще можно было начать стучать в двери и звонить в звонок, чтобы разбудить весь дом и все увидели ее голой и униженной.