- Эстреллу?! – Девчонка подскочила так, что к горлу поднялась изжога. – Ее нельзя бросать!

О как. Значит, как ухаживать за кобылой – так Веласко, а как оставить – слезы.

- Джоанна, я правильно понимаю, что Эстрелла – очень дорогая, очень приметная лошадь, так? Поэтому Веласко ее перекрасил и состриг гриву.

- Да!

- А ты понимаешь, сколько внимания привлечет девочка на такой кобыле? Тебя на ней за милю видно!

- Но… Но…

- Впрочем, есть третий вариант. – Я остановилась и, морщась, повращала растянутым из-за рывка плечом. Больно… – Можно сидеть под деревом и ждать, пока нас спасут.

Честно говоря, эта идея нравилась мне больше, чем лезть на это самое дерево, высматривать дорогу и продираться сквозь заросли обратно, ежеминутно рискуя нарваться на бандитов дядюшки Фернандо или, по закону мирового свинства, единственного на весь лес медведя. Но… - как сказала Джоанна. – Именно, «но».

Еды у нас нет, и взять ее негде. Есть неизвестные мне ягоды я категорически отказываюсь. До завтра я, допустим не умру, но кто поручится, что до завтра нас не найдут – и отнюдь не Веласко?

Если он вообще жив.

С другой стороны, он же не дурак сражаться с толпой за идею, раз я сбежала…

Джоанна пришибленно молчала, прослеживая мои мысли. Какое все-таки неприятное ощущение, чувствовать, что она сопит внутри и глотает слезы.

В пронзительно-синем небе было ни облачка. Солнце все так же палило, выжигая редкие птичьи трели и ставший незаметным ветер. Я отпустила поводья остывшей Эстреллы, отправила ее пастись, сама присела у родника, в тени, давая отдых телу и разглядывая свое новое лицо над белыми сланцами дна. Знакомыми были только глаза – как я и ожидала, яркие, насыщенного зеленого цвета. Изумрудные, как врал наш дизайнер. Все же остальное… Ну такое себе. Профиль неплох, с прямым породистым носом, но брови и ресницы белесые, редкие, губы тонкие, щеки впали - грехом чревоугодия Джоанна не страдала. Она и пила-то через раз – не то по религиозным убеждениям, не то стеснялась ставших бы необходимыми остановок. В общем и целом, красавицей мою герцогиньку было не назвать – но герцогиням это и не требуется. И даже хорошо, что девочка невзрачная: не представляю, сколько проблем мы огребли бы на дороге, имея внешность Шарлиз Терон в ее лучшие годы. Лишь бы шрам от встречи с веткой не остался – длинная кровящая царапина шла по щеке до самого подбородка.

- …Предлагаю не ждать, - решительно сказала я. Ноги еще ныли, плечо стремительно опухало, но городские ворота закроются на ночь, и сидеть под лещиной, изображая даму в беде, просто-напросто глупо. Веласко хороший следопыт, сообразит, куда я делась. – Сейчас определимся с направлением, оставим здесь Эстреллу, а как только будем в безопасности, отправим кого-нибудь на ее поиски. До утра с кобылой ничего не случится. Договорились?

- Хорошо… - пробормотала Джоанна.

- Ну и отлично, - кивнула я и, чтобы взбодриться, сделала то, о чем мечтала все последние недели – умылась.

- НЕТ!

Истошный крик Джоанны был таким громким, что я испугалась.

- Что ты наделала?! Зачем?!.. Я же просила!

– О чем просила, что я наделала?! – но меня вышвырнуло прочь из тела. Обзор сразу закрыли рукава: мокрые щеки Джоанна терла так, будто я плеснула в нее кислотой.

– Ненавижу тебя, - всхлипывая, прошептала она. – Ненавижу!

- Кого вы ненавидите, сеньора? – раздался вкрадчивый голос, и отчаянные всхлипы стихли.

Первым, что я увидела, были высокие, до колен, сапоги – пыльные и поношенные. Штаны, – до боли стиснув разом похолодевшие руки, подняла голову Джоанна. Короткий меч на бедре. Светлая холщовая рубашка, поверх еще одна, из кожи с заклепками. Темные вьющиеся волосы. Смуглое лицо. Высокий, жилистый, широкоплечий, он зашел против солнца – было видно лишь то, что он улыбается, но от его улыбки Джоанне стало физически плохо: я впервые почувствовала, что это такое, когда от страха отнимаются ноги. Как у зайчонка перед коброй.