Откуда ты знаешь?

- По эмблеме вижу.

Блин…

Мы продирались сквозь заброшенную лесничими чащу вдоль дороги до темноты. Как я поняла, горный массив, который мы счастливо преодолели за месяц, находится в самом центре королевства, и нормальные люди едут из Альмарии и прочих герцогств либо в объезд вдоль побережья, либо через удобные перевалы, что тоже практически дуга. Мы же, благодаря Веласко, двигались по прямой и спустились в королевский лес, один из тех, в которых олени, кабаны, охота, ловчие дуют в рога и прочая романтика – могла бы быть, если б не засуха. Зверье разбежалось, тропы забросили, и краем уха я услышала, как Веласко бормочет «Не приведи Истинный, полыхнет». Да уж, не приведи…

Наверное, еще и поэтому последнюю ночь мы спали без огня – зато с огнями на горизонте. Спали, правда, громко сказано: Джоанна вертелась, Веласко хватался за кинжал, стоило голосам у дороги приблизиться хоть на десять метров. Кони тоже дергались, и массивный Труэно производил столько же шума в сухих зарослях, сколько средних размеров бегемот.

К счастью, ничто не вечно под луной – и даже под лунами; к обеду следующего дня лес кончился. Мы выехали к когда-то широкой и бурной, а теперь воробью по колено реке; на другом ее берегу начинались городские предместья. Сотни домов и домишек взбирались вверх по крутому обрыву уступами, будто фавелы – крошечные внутри, цветные снаружи. У тех, кто чуть богаче, красные, из обломков кирпича и камня, у прочих всех оттенков глины и дерева. Контрастно-страшными в сравнении с радужными кварталами выглядели пятна пожарищ. Одно, два, три, семь… Кое-где они еще дымились, и жирный чад, спиралью уходящий в небо, казался особенно черным на фоне белой крепостной стены.

Очень белой и очень высокой, это было ясно даже издали; ее зубцы поднимались еще на полметра, в промежутках между ними что-то блестело.

- Напомни, как называется столица?

- Альдагар.

- Была здесь когда-нибудь?

- Нет…

Ворота Альдагара были широко открыты. Серое людское море, зажатое с одной стороны лесом, с другой обрывом, медленно текло по дороге; на мосту над рекой оно бурлило, разбиваясь о повозки и фургоны и, словно на выдохе, выплескивалось на круглую площадь под стенами, оцепленную стражей. Там брали плату за въезд, клеймили бочки, заглядывали в лица и мешки. Там должно было быть безопасно, но…

Веласко плюнул и выругался, глядя на огромную толпу, стремящуюся попасть на Альдагарские торги – мы очень удачно приехали к продаже и раздаче зерна.

- Джо, слушай: ну найдет тебя твой дядя. Что он тебе сделает? Заставит отказаться от наследства? Отправит в монастырь? Выдаст замуж? – предположила я самое невероятное. Куда эту соплячку замуж? За какого любителя суповых наборов?

Да и как, если она твердо скажет «нет»? Герцогиня же, не крестьянка. Плюс, не сбрасываем со счетов короля – вряд ли Его Величество будет смотреть сквозь пальцы на самоуправство государственного уровня.

- Ты не знаешь моего дядю. Он очень плохой человек, а король не будет вмешиваться, пока я не попрошу о помощи. Или не умру.

- Почему? – А как же абсолютная средневековая монархия?

- Из-за Хартии вольностей.

Либералы хреновы.

Правильно Черчилль говорил: «Нет ничего хуже демократии…» [1]

То, что Джоанну могут убить, не укладывалось в голове. Да и вообще казалось дурной шуткой и параноидальной идеей Веласко, направившегося вдоль реки вниз, к мосту. Мы проезжали мимо собирающихся после ночевки или наоборот, решивших остаться на берегу до рассвета людей, мимо потушенных костров, мимо брошенных объедков и растянутых на кольях одеял. Воняло от всего этого знатно. По мере приближения к дороге запах и гвалт нарастали. На нас смотрели, с нами заговаривали, но я не чувствовала ни угрозы, ни положенного холодка по спине, не видела мрачных ни теней, ни грозных предзнаменований, вроде язвенных больных и черных кошек.