Увидев, что я в своей опочивальне во дворце Города-крепости Черной Пустоши, немного полегчало, но затем поняла, что напугало во сне.

- Свадьба, - прошептала я обреченно. - Сегодня я стану женой Черного принца.

Я покосилась на месяц за окном, что купается в россыпи звезд, прислушалась к голосам ночных птиц и поправилась:

- Или завтра... Святое воинство, неважно! С этими ритуалами, арестованными магами и придирками виконта я и думать забыла о том, чтобы погоревать как следует о собственной жизни. Как ты считаешь, Диларион?

Дракончик ожидаемо не ответил, но я продолжила беседовать:

- Думаешь, я зря паникую? Да, я храбрюсь и нарочно говорю с тобой таким бодрым голосом, чтобы хоть ненадолго ощутить себя не такой одинокой... Мне страшно, Диларион, святое воинство, до чего же мне страшно!

За окном ухнула птица, и я вскрикнула, тут же зажав рот ладонью, а Диларион привстал на подушке и, потоптавшись, улегся на другой бок.

Наблюдение за питомцем всегда отвлекало даже от самых тяжелых мыслей и настраивало на оптимистичный лад, но сейчас это почему-то не сработало. Казалось, что окружающая меня темнота медленно забирается под кожу и проникает к самому сердцу, готовясь сдавить ледяной лапой.

Я часто задышала, а потом пискнула:

- Мамочки...

Не вполне осознавая, что делаю, я дернула за шнурок, что свисает из-под пышного балдахина над ложем.

Раздался мелодичный звон, и спустя секунду в опочивальню вошла зевающая Лана с круглым фонарем, от которого исходит мягкий желтый свет. Камеристка зябко ежится, кутаясь в наспех наброшенный халат и часто моргает.

Я так обрадовалась, увидев живого человека, что почти не испытала чувство вины оттого, что разбудила девушку.

- Да, миледи, - проговорила Лана, прикрывая рот ладонью. - Вам что-нибудь нужно? Вы хорошо себя чувствуете?

- Прости, что разбудила, - извинилась я. - Просто... Просто птицы за окном, и ветер, и...

Я запнулась, понимая, как жалко звучат мои оправдания. Должно быть, в глазах Ланы я выгляжу изнеженной матроной из Аварона.

- Закрыть окно, миледи? - спросила Лана участливо.

- Нет-нет, не надо, пусть будет свежий воздух, - поспешно пробормотала я и почувствовала себя совсем глупо.

Лана тепло улыбнулась.

- Я поняла, миледи, - сказала она. - Вы волнуетесь перед свадьбой?

- Да! - с жаром воскликнула я и облегченно выдохнула: - Очень волнуюсь!

- Это нормально, - кивая, сказала камеристка, и мне стало легче от этого заверения, а девушка продолжила успокаивать меня: - Все девушки волнуются перед свадьбой. Все. И те, кто хорошо знает возлюбленного, и те, кому только предстоит это узнавание.

- Спасибо, Лана, - поблагодарила я, и девушка просияла.

- В Черной Пустоши есть даже специальная традиция: накануне свадьбы девушка проводит ночь среди подруг, и они поют песни, едят сладости, смеются, дурачатся... Так новобрачная чувствует поддержку и не боится того, что предстоит. Это называется Девья Ночь.

- Мои подруги остались в Авароне, - печально сказала я, поджимая колени и обхватывая их руками. Я опустила голову и добавила: - И Нинель там... Моя самая близкая, самая лучшая подруга... Мне кажется, сестры не бывают так близки, как мы с Нинель.

Говоря это, я ощутила, как в глазах начинает щипать. Лана, уловившая мое настроение, охнула и поспешила подойти поближе.

- Ох, миледи, как жалко... И тут мы все, чужие вам люди, и все эти наши традиции и ритуалы... Они кого угодно сведут с ума, не говоря о приезжих, кому это все чуждо... А вы попали, как говорится, с корабля на бал...

От правдивых слов камеристки стало совсем горько и я, опустив лоб на колени, заплакала.