Жнец выставил ладонь перед лицом Илбрека и произнес жутким, дребезжащим, словно скрип престарелой повозки, голосом:

– Открой свое сердце и прими праведный суд! – Илбрек вздрогнул, но отвести взгляд от камня не смог, тот словно притянул его волю. Камень в жуткой ладони ожил, стал пульсировать, вторя пульсации черных вен, и начал наполняться мягким светом. Таким чистым и прозрачным, что невозможно было не восхититься. На поляне стало невероятно тихо. Правда, Айлех на свет не смотрел, его мысли занимала девушка, что перестала вырываться и теперь с непониманием и ужасом смотрела на него. И почему болван Лойтер ее не увел вовсе? А если… Нет, думать о плохом не хотелось.

– Твое сердце чисто, – через мгновение, показавшееся вечностью, произнес жнец и кивнул своему приятелю.

– Значит, я свободен? Я могу быть свободным? Ведь у меня заканчивается срок заключения! Айлех, ты слышал? Мое сердце чисто! – Здоровяк неуклюже поднялся и похлопал Айлеха по плечу: – Спасибо, друг, что заступился! Мне этого никогда не забыть.

Айлех коротко кивнул:

– Ты молодец!

Второй жнец взял Илбрека под руку, что-то шепнул из-под глубокого капюшона и увел его прямиком в портал.

Оставшийся жнец обернулся к Айлеху.

Дрожь прошла по позвоночнику. Чувство отвращения полезло через край, и Айлех стиснул челюсти, чтобы не выдать волнения. Ведь то, что он увидел помимо глаз, заставило похолодеть.

Это существо вообще мало напоминало человека. У него была лысая голова, лицо без единой мышцы, словно на череп натянули мертвенно-синюю кожу с такими же венами, что и на руке, на месте глаз были глубокие провалы с чернотой – ни радужки, ни зрачка, просто мелькающая пустота. Вместо носа – две узкие щели, а рта вообще не существовало: уродливый шрам, словно когда-то губы этому существу спаяли жидким огнем. Увидев всё это, Айлех не сразу понял, как жнецу удается говорить, но когда в его голове раздался жуткий смех, он не сдержался и отступил. Они залезают в голову!

Некоторое время жнец из-под глухого капюшона, который так и не снял, будто к чему-то прислушивался. Айлех терпеливо ждал. Понимал, что проверки не избежать. «Творец, и чем я тебя прогневал?!» – выкрикнул в сердцах мальчишка. И нагло заявил: – Ну, что вылупился? Давай, суй мне в лицо свой праведный глаз, и покончим с этим!

– Нет, стойте! – заверещала в стороне Ильга. – Мальчишка не нуждается в проверке, он мой! Его время еще не пришло! – На коротеньких ножках она побежала к жнецу, но тот вытянул вторую руку в перчатке и послал в нее незримый импульс. Гномиха упала на колени и закашлялась. Она пыталась приказать охранникам, чтобы мальчишку увели обратно, но охранники лишь ниже пригнули головы, боясь даже шелохнуться.

Иола непонимающе переводила взгляд с жнеца на корчащуюся на земле гномиху:

– Что происходит?

– Думаю, ничего плохого, – горячим шепотом обронил Лойт, все еще крепко удерживая девушку в кольце своих рук. – Человеку жнецы не страшны. Анимус правды останется безмолвным. Твоего человека отпустят, и он будет догнивать в штольнях Ильги до конца своих дней, – презрительно бросил альв.

– Ну почему Ильга так себя ведет?!

– Кто ее знает.

Иола насупилась.

– А что с Илбреком? Его оправдали?

– Конечно, – с иронией обронил Лойтер, но вдаваться в подробности не стал. Да и не нужны были ей эти подробности: она с замиранием сердца следила, как бледно-синие костлявые пальцы разжались, вновь являя жуткий камень. Его поднесли к отстранённому лицу Айлеха. Вот кому было храбрости и спокойствия не занимать! Ему словно было нипочем близкое знакомство с жнецом, чье холодное дыхание забирало его собственное.