– Вы совершенно правы, сравнение ничего не изменит, ― актриса одарила Антона тёплой улыбкой. ― Но далеко не у каждого есть толстая броня. Это же тоже нужно учитывать. Алла по-матерински отреагировала, защищая «своё дитя» от сравнения с другими. И всё не так драматично, как мне кажется. Вопрос шире: созидательно или разрушительно.

– Уважаемые коллеги, ― Алла вязла слово и было видно, что дискуссия её порядком утомила. ―Ещё раз хочу подчеркнуть. Речь не о критике, её допустимости или недопустимости. О нашем театре или каком-либо другом. Речь об этике. Ни о чем больше. Не считаю уместными ни публикации, ни дискуссию на уровне «ты не Вертинская, а ты не Смоктуновский». Вот о чём я. Содержания в статье нет, эмоции нет. Есть форма. И она груба. Арсений не может пожаловаться на то, что его способности и дар не оценены театрами, их двери и заодно уши для него открыты. Публичная реакция на публичное выступление, думаю, ясна. Если театры стремятся и работают на достойном профессиональном уровне, думаю, театры так же достойны уважительной и профессиональной работы журналистов. Если что, то я не обиделась. Прошу и других не обижаться. ― Ильинская многозначительно посмотрела на Арсения.

– Да никто не обижается, просто… как-то всё это странно, ― задумчиво заключил Антон.

– Да что вам странно, я не пойму? ― не выдержала редакторша, направив на Антона негодующий взгляд. ― Вы вообще кто? Здесь собрались профессионалы в области театра, причём с многолетним стажем работы. А как вы относитесь к театру, я пока что-то не очень поняла.

– Отношусь прекрасно, ― Антон непринуждённо улыбнулся. ― А если вы о моей профессиональной квалификации, то ничего сверхъестественного. Я обычный зритель. Зритель, который иногда читает рецензии в местной прессе перед тем, как пойти на спектакль. И этот зритель любит и ценит театр не меньше вашего.

– Коллеги, извините, забыла представить. ― Алла тяжело выдохнула и растерянно отвела взгляд в сторону. ― Это мой младший брат. Очень захотел принять участие в нашей дискуссии.

***

Даня закончил читать комментарии и вернул телефон Воскресенсокму.

– Ну как вам? ― Сеня внимательно смотрел на Волкова. ― Прикольно, да? Считают, если они опытнее и умнее, то имеют полное право так поступать с людьми, не вписывающихся в их картину мира? Кем они вообще возомнили?

– Даже не знаю, ― Даня выглядел растерянным. ― Тут так всё сложно. С одной стороны, они отстаивали то, во что искренне верили. Но нужно учитывать и вашу правду. Она тоже имеет право на существование.

– Ну, хоть на этом спасибо, ― разочарованно бросил Сеня.

– Нет, Арсений, вы, ради Бога, не поймите меня неправильно, ― Даня поспешил успокоить Воскресенского. ― То, что Алла спровоцировала это обсуждение, зная, что у вас ещё недостаточно опыта и вы намеренно не хотели никого обидеть, это конечно неправильно. Рецензия абсолютно беззлобная. Да, вы позволили себе несколько некорректных высказываний. Те же самые мысли можно было сформулировать немного по-другому и ничего бы этого не случилось. Я согласен, нельзя в самом начале пути обрезать человеку крылья за пару совершенно невинных оплошностей. Но тут другой момент. Статья была опубликована на самом читаемом ресурсе в Крыму и Севастополе. Если бы вы разместили текст на своей личной странице, уверен, такого бы резонанса не было.

– Что-то мне подсказывает, что всё было бы точно так же, ― Сеня тяжело вздохнул и сел на подоконник. ― Вы не знаете Аллу. На любое нелестное слово в адрес спектакля, которому она пишет оды, у неё какая-то нездоровая реакция. Я видел, какие она баталии устраивала на своей странице со всеми несогласными. И не только на своей.