– Я не ослышалась, ты говоришь о каких-то воображаемых образах для моего мальчика? Разве я не предупреждала, чтобы ты меньше всего занимался философией?

– Осмелюсь возразить, императрица, но за шесть лет моего общения с Нероном я убедился, что он силён не только в обязательных предметах. Природа наделила его отменными качествами, которые я стараюсь выделить, развить и сохранить ради того, чтобы Нерон стал выдающимся человеком, полезным Отечеству.

Лицо Агриппины подобрело.

– Нерон взрослеет. На твой взгляд, какими качествами он должен обладать, когда понадобится императору?

– Терпимостью и милосердием. Я обязан их воспитать в нём.

Агриппина собиралась возразить, но Клавдий поспешил сам спросить:

– У тебя есть способ добиться подобного совершенства в Нероне?

– Моим терпением и наставлениями. Мы же не сомневаемся, когда из крошечного семени кедра, упавшего в благодатную почву, вырастает огромное красивое дерево. Мои занятия на разные темы, даже на первый взгляд ненужные, наполняют духовный сосуд Нерона.

Клавдий задумчиво произнес:

– Похвально. Возможно, твои уроки с Нероном окажутся полезны и моему сыну Британнику. Пусть он тоже посещает твои уроки.

Музыка заиграла громче, что означало очередную перемену блюд. Появился повар с горшочком в руках, поставил перед императором и снял крышку. Моментально запахло восточными пряностями. Агриппина зачерпнула ложкой из этого сосуда и поднесла ко рту супруга.

– Попробуй, любимый, – прошептала она нежным голосом, – твои грибочки, которые ты так обожаешь! Сама приготовила, с любовью.

Клавдий тут же потерял интерес к Сенеке и переключился на угощение. Попробовал, зацокал от удовольствия языком, решительно придвинул горшочек к себе и отобрал у супруги ложку.

Престарелый Сенека наконец получил возможность расположиться на ложе, приготовленном для него у стола, но в отдалении от императора. Меж тем многие гости отставили свою еду и наблюдали за тем, как император поедал любимое рагу. После того как он поест, настроение у него станет превосходным, и этим можно будет воспользоваться, чтобы обратиться с просьбами.

Императрица тоже наблюдала за мужем, но Сенека заметил, что Агриппина при этом сильно побледнела и напряглась от волнения.

Клавдий доел, пару раз поскрёб ложкой по дну горшочка и с довольным видом прилёг на ложе. Однако воспользоваться благодушным настроением императора никому не удалось. Он почти сразу задремал. Агриппина, пытаясь сделать лицо равнодушным, искоса поглядывала на него.

Прошло немного времени, как император вдруг резко открыл глаза и, с усилием опираясь на руки, приподнялся. Выдавил из себя нечто нечленораздельное, похожее на стон или сдавленный крик, а затем захрипел и опрокинулся на ложе.

Среди гостей поднялась паника. Агриппина соскочила со своего ложа, кинулась к Клавдию, отпрянула, засуетилась и закричала:

– Это сердечный приступ! У него приступ! Где врач?

Тотчас появился Ксенофонт, влез пером в горло императору, пощекотал гортань, чтобы вызвать рвоту… Так поступали римские врачи при сильном опьянении. Однако эти манипуляции не помогли. Клавдию сделалось хуже: у него отнялся язык, он задыхался…

Император скончался в немыслимых муках на рассвете. Вскоре римский народ узнал, что Клавдий умер от сердечного приступа, не успев назначить преемника.