Утолив жажду фалернским, император наконец обратил внимание на Сенеку и, похоже, обрадовался:

– Вот замечательный повод прервать чревоугодие ради того, чтобы насладиться речами известного философа!

Клавдий не лукавил – беседы с мыслителями были тем редким случаем, когда общение с людьми доставляло императору удовольствие. В юности он получил прекрасное образование, свободно говорил на греческом языке, прочитал сочинения многих философов и однажды приступил к сочинению труда по римской истории. Правда, завершить по некоторым причинам не успел. Однако это не мешало императору блеснуть познаниями:

– Мне помнится, один мудрый грек утверждал, что пир без речей – всё равно что вместо прекрасной еды поедать сырые овощи и варёное мясо, – произнёс Клавдий.

– Трудно не согласиться с Фалесом[1], – учтиво отвечал Сенека, приблизившись к ложу императора и кланяясь. – Мудрый Фалес говорил: «Цель застолья не в том, чтобы вкушать еду и пить, а в том, чтобы делать это в ходе беседы».

Клавдий оживился:

– Тогда порадуй нас успехами моего приёмного сына!

– Они очевидны, цезарь! Нерон неплохо усвоил греческую и римскую грамматику. Читает произведения известных авторов. Тяготеет к поэзии, пытается сочинять стихи. Но для совершенства требуется время.

– Каким наукам ещё научил?

– Мальчик познал геометрию, необходимую для постижения законов пространственных отношений предметов друг к другу. Тем более что геометрия близка к астрологии.

– А это зачем Нерону?

Вопрос императора не смутил воспитателя.

– Общеизвестно, что звёзды во Вселенной движутся по непреложным путям для каждой. Кому открывается смысл небесного движения, тот обретает особую силу, называемую предчувствием. Благодаря предчувствию возможно предугадать судьбу человека, её изменения, и не только в личном плане. От обоснованного предсказания нередко зависит исход мировых событий.

Клавдий только сейчас заметил, что Сенека стоит у двери, поэтому жестом подозвал поближе и так же жестом пригласил присесть на край императорского пиршественного ложа, показывая, что заинтересован в продолжении разговора.

– Я слышал, что ты ещё обучаешь Нерона географии. Объяснишь, зачем она ему понадобится?

– Без всеобъемлющих знаний о территориях, подпадающих под власть императора, трудно представить могущество Римской империи. Причём исток могущества не только в обладании землями, но и в народах, проживающих в центральной части, на Западе и Востоке. Мой ученик должен чувствовать себя не только частью семьи императора, но и частью своего народа.

Клавдий некоторое время молчал, осмысливая услышанное. Но было непонятно, доволен ли он ответами Сенеки. Наконец спросил:

– Я наслышан о строптивости юнца. Иногда родная мать с ним не совладает. Как тебе удается учить Нерона?

– А я его не учу!

– Как тебя понимать?

– Я не преподаватель. Я наставник.

– В чём же разница? – удивился император.

– Преподаватель показывает собственные познания в предмете, не утруждая себя заботами о том, как воспринимает их слушатель. Преподаватель уверен в собственном превосходстве над знаниями слушателя. А наставник, прежде всего, выясняет, насколько ученик понятлив, и лишь затем излагает мысль, будто приглашая ученика в путешествие. Я не принуждаю Нерона запоминать, мне достаточно облечь слова в доходчивую для осмысливания форму, чтобы он сам, своими усилиями дошёл до остального – достроил картину воображаемых образов, где я показал лишь фрагмент. Такой подход позволяет ученику лучше усваивать знания, ведь знание, добытое самостоятельно, ценится гораздо больше.

Неожиданно в разговор вмешалась Агриппина: