Если современные дикари «духовными консервами» не являются, если они как-то жили и как-то изменялись все это время, а тем более, если они, идя по своему историческому пути, прошли фазу высокого технического, хозяйственного и социально-политического развития и хранят в своей культуре следы былого величия, то они уже с трудом могут репрезентировать первобытного человека. Можно допустить, что, спускаясь с высот цивилизованности, человек возвращается к первобытным формам жизни, можно допустить, что действительно, некоторые группы людей эти первобытные формы жизни сохранили на протяжении тысячелетий в относительной неприкосновенности, но, во-первых, это всегда только предположения, а во-вторых, все-таки есть разница между современным дикарем, имеющим многотысячелетний опыт человеческой истории (уж какой-никакой опыт какой-никакой истории) и человеком перво-бытным, который такого опыта не имел.

Итак, приходится констатировать, что однозначный ответ на вопрос о происхождении и первичной форме семейной жизни человека лежит вне компетенции современной исторической науки. Однако, учитывая приведенные выше факты и соображения, можно сделать вывод, что наиболее приемлемой является та гипотеза, что все известные формы семейно-брачных и сексуальных отношений присутствуют, может быть, латентно или хотя бы потенциально, на всех стадиях человеческой истории. Это значит, что на индивидуальном уровне практически в любом обществе можно обнаружить все возможные способы организации семьи, все виды брака (вплоть до его отсутствия), все формы сексуальных отношений. Однако при этом на определенном этапе истории определенного народа в социально значимых масштабах проявляются лишь определенное ограниченное число моделей брака и семьи (как правило, в обществе утверждается в качестве обычая и нормы одна такая модель, с которой могут иногда соседствовать некие «нелегальные», но терпимые альтернативные модели брака).

На наш взгляд, и тут мы согласны с Б. Малиновским, в первобытном человеческом обществе такой преобладающей формой семьи была семья патриархальная. Такой вывод следует как из изучения форм семейной жизни в животном мире, непосредственно примыкающем к миру человеческой культуры, так и косвенно подтверждается данными археологической науки. Так В.Р. Кабо, ссылаясь на исследования Г.П. Григорьева, С.Н. Бибикова, С.П. Крашенинникова, И.Г. Шовкопляса, делает вывод, что «первичной социальной ячейкой этой эпохи (поздний палеолит – А.А., С.А.) была парная семья; общины состояли из 5-10 парных семей»^>17.

Естественнее всего считать ранние человеческие сообщества основанными именно на патриархальной – впрочем, может быть, матриархальной – семье. Важным здесь является не порядок счета родства – «по маме» или «по папе», а структурно-функциональный состав этой семьи: родители, их дети, возможно, и внуки, а также, возможно, некоторые «прибившиеся» боковые родственники. Вполне возможно допустить в качестве базы такой семьи моногамную пару. Впрочем, наверняка можно говорить и о распространенности полигамии: во-первых, о ней много древних свидетельств и, во-вторых, она в большей степени, чем полиандрия, объяснима естественными причинами: если в обществе и возникает дисбаланс полов, то, как правило, в сторону перевеса женщин и нехватки мужчин. Если же обсуждать возможность широкого распространения различных вариантов группового брака, то надо сказать, что вряд ли такое сообщество (считая детей) могло бы ограничиться группой в 15 человек.

Мыслить в качестве главы первобытной семьи женщину в принципе возможно, но вряд ли уместно. Исчисление рода по женской линии, подобно племенам Океании и индейцев Северной Америки, знали в свое время и семиты, и арийцы, и славяне, и германцы, и прочие народы, следы чего сохранились в народном эпосе, в памятниках древней письменности и права, однако речь идет именно о матрилинейности, но не о матриархате. Причем причины матрилинейного рода вполне можно найти, вовсе и не предполагая первобытного промискуитета, когда известна только мать, но не отец.