Я иду по проспекту, за спиной у меня рюкзак, мне встречаются девочки, мальчики, мужчины, женщины, бабушки, дедушки. Так забавно смотреть на всех этих людей, они все такие разные. У каждого из них в голове своя вселенная. И конкретно в нашем городке сосредоточено 300 тысяч таких вселенных. Представляете? Поразительно, если вдуматься.

И вот я иду. Дохожу до остановки. Сажусь в маршрутку – оранжевую, грустную (мне она кажется грустной, такое у нее выражение фар, да и бока у нее грязные). На самое дальнее сиденье. В уголок. Глазами сталкиваюсь с другими. И отвожу взгляд.

«Не сверлите меня».

Я доезжаю до остановки «Площадь Ильича». Именно там у нас автовокзал. Оплачиваю свой проезд. Вылезаю. Пересекаю дорогу. Добредаю до здания вокзала. Становлюсь в очередь к кассе. Залезаю в карман и понимаю, что двух тысяч там нет. И скоро доходит, почему. Карман дырявый. Это какой-то дурной сон. Проверяю еще раз. Там только огромная дыра, во весь карман, а денег нет. Это не воры, это я сам лох. Я так давно не надевал эти джинсы, что забыл об этой дырке.

И две тысячи – тю-тю.

Господи, какой же я недотепа. Я только вышел в мир, а у меня уже кончились деньги. И где-то там ждет Вера. Пока еще ждет Вера.

В этот момент я был близок к помешательству. Ну как так? Ну как же так? Я был настолько возбужден, что если бы кто-нибудь случайно обратился ко мне, я бы толкнул бы его со всей силой. Ударил бы.

Я был возбужден от страха. Ничто так не влияет на человека, как страх.

Я выбежал из автовокзала, я бежал по грязному снегу, по огромным грязным лужам, бежал, бежал, сам не знаю куда. Потом присел на какую-то обшарпанную лавку. Закурил. Сигареты остались, они были в куртке. А вот деньги – увы! Нет денег – нет удовольствий.

Курю. Плачу. Не то чтобы рыдаю. Просто глаза немного слезятся.

Я вспомнил, что когда-то давно, возможно в другой жизни, я был смелым, безбашенным парнем. Я катался автостопом. Я помню, как добраться до Алпатьевска. Надо выйти на трассу, она тут недалеко. Выставить большой палец вверх. И вперед, вперед…

Погодка ухудшилась – пошел дождь со снегом. Я чувствовал осадки пальцами, я чувствовал таяние своими промокшими ботинками.

Через час я стоял на обочине большой дороги. У столба с надписью: «АЛПАТЬЕВСК 298».

Шумно, со свистом мимо этого столба и меня проносились машины. Наверное, те, кто были внутри, думали: «Что этот хлыст здесь делает?» И двигались дальше.

«Я как престарелый Колфилд, – проскользнула мысль. – Старый, замученный Колфилд, Колфилд-переросток».

А спустя пару минут на меня обрушилось понимание, что я проиграл. Окончательно и бесповоротно.

Я отвык от этой реальности, я не мог пересилить себя. Я теперь, в таком состоянии, после долгого затворничества, не мог проехать эти триста километров. Да и что я скажу ей? У меня нет ни рубля. А новую сумму мне мама не даст, я и так иждивенец. Я не имею права на новую сумму. Да и на жизнь, наверное, тоже. Так казалось мне в тот момент. Такие поступки надо было делать в четырнадцать. А сейчас это все безнадежно глупо.

«Прости, Вера, я не верю. Я не верю в себя».

Я стоял на этой трассе и ощущал, как ветер усиливался. Я замерз и спрятал руки в карманы.

Путь обратно к дому был внешне спокойным. А внутри меня, конечно, продолжало гореть отчаяние. Гореть, но уже не так ярко, как некоторое время назад.

Другие смотрят на меня, и что они видят? Идет ссутулившийся пацан, грустный, видать, что-то случилось.

Точнее, не случилось.

Я пришел в квартиру, где пробыл большую часть своей жизни. В эти чертовы тридцать три квадратных метра. Маленькая бетонная клетка на шестом этаже.