«Поехавший, – решил я. — Поехавший странный старикан».

– Меня похоронили на Первомайском кладбище представители городских служб. Там лежит мой труп. Над могилкой стоит безымянный крест. Я всю жизнь прожил в Энске. В этом маленьком стремном городке. И после смерти я тоже здесь…

Он улыбнулся и обнажил свои желтые зубы. Между ними виднелись большие черные-черные щели. В эти щели, казалось, можно было провалиться. Страшный старый туземец. Он, наверно, уже сто тысяч лет обитает во дворах по соседству. Старый туземец, сошедший с ума. Сейчас начнет клянчить деньги или, может, попросит угостить пивом. Ай, ладно.

Старик продолжал:

– Я знаю этот город наизусть, как стихотворение. Не очень-то красивое стихотворение. Ты видишь одинокого мертвеца, но не удивляйся.

Он говорил неожиданные вещи, и было что-то чарующее в его интонациях и словах. Я решил (то ли в шутку, то ли всерьез) поддержать разговор:

– Умерли, говорите? И как там после смерти?

Молчание.

– Я могу много чего рассказать, – вдруг, спустя примерно две минуты после моего вопроса, молвил он. – Послушаешь?

Теперь мне его стало жалко. Наверно, ему не хватает общения.

– Рассказывайте, – сказал я.

– Да можно на «ты», не обижусь, я человек простой. Я родился в 1950 году. А умер в 1996-м. Короткая жизнь. Школа, музыкальный колледж, армия. После армии устроился в местный оркестр – играть на трубе. Можно посмотреть все документы, был такой в оркестре Василий Трифонов, это я. Крайний справа на коллективном фото 1974 года. Я все думал, что меня ждет слава большого музыканта. Хотел уехать за этой славой в Москву. Но то одно, то другое. Так и остался здесь. Испугался чего-то. Испугался, что не получится. Так и остался работать в местном Доме культуры. Когда ты молодой музыкант, жизнь кажется слишком легкой и беззаботной. И пусть даже у тебя нет много денег. А как на меня в молодости девки вешались – я был статный, красивый!.. Слишком беззаботно жил. Слишком.

«Ну и что – он мне будет пересказывать свою убогую биографию?» – недовольно подумал я.

– В девяностом году в ДК, с которым я связал свою жизнь, начались серьезные проблемы. Ручеек финансирования пересыхал. Однажды нам, оркестру, сказали: «Денег нет. Уходите». Я ушел, да так и никуда не пришел. Забросил музыку, работал слесарем, сторожем, дворником. Много пил. Жизнь, как говорится, катилась под откос. В итоге к сорока пяти годам я превратился в развалину. Уволился с последней работы, целые дни проводил за распитием самогона в кругу, скажем мягко, сомнительных личностей. Жена пыталась лечить, один раз даже сдала меня в наркологичку.

Я пролежал там три дня, а потом сбежал. И тут же настрелял денег на бутылку пива у прохожих. О, какое вкусное это было пиво! Не то что это, приевшееся…

Он отхлебнул из пластикового стакана. Я тоже немного отпил.

– Один раз в какую-то из лютых зим я сильно перебухал, – продолжал Гном. – И вот начал блевать, держась за зеленую оградку палисадника. Я блевал на этот чистый, холодный, блестящий, ослепительный снег. И думал: «Вот зачем это все? Зачем я? Зачем мир?» Знаешь, смерть и все, что было после нее, не прибавили ясности в этих вопросах.

Я по-прежнему не понимаю, зачем это все. И мне не очень-то сладко. Я устал…

– Ты перепрыгиваешь с темы на тему. Так как ты умер?

– Отравился алкоголем. Одна местная самогонщица делала очень плохой алкоголь. Я выпил его, заснул в лесочке возле автовокзала. В курсе, где это?

– Да.

– А поутру проснулся и увидел рядом… себя. Свой труп. Сам же я стал бесплотным. У меня не было ни рук, ни ног, ни головы. Но при этом я был.