– К тому же они проявили достойное милосердие. Преступники должны быть наказаны по мере вины своей, но излишняя жестокость неугодна Совершенным, – добавил почтенный длиннобородый старец с посохом верховного жреца, чьи худые плечи украшало роскошное оплечье дома Малу, – новый иллан, сменивший на этом посту Нан-Шадура.

Не ожидавший нападения с этой стороны, Саррун гневно воззрился на старца.

– Какое может быть милосердие для изменника, угодный Шестерым Элкилу? – почтительность, предписанная при разговоре с избранником Совершенных, далась Сарруну заметно нелегко. – Нан-Шадур замышлял против владыки – есть ли преступление страшнее? Какое наказание за него назовут чрезмерным?

– То, которому не подобает подвергать посвящённого Совершенным, – с достоинством ответил Элкилу, и сразу стала ясна причина, толкнувшая жреца перечить грозному Сарруну. Смерть Нан-Шадура вознесла его, но судилище над жрецом и позорная казнь не могли прийтись по нраву его преемнику. Элкилу и прочие священники слишком легко могли представить на месте Нан-Шадура самих себя.

– Но послушай, обильный знанием, то, что Нан-Шадур был удостоен высших почестей, делает его проступок ещё более тяжким. – Сын Сарруна незамедлительно поспешил на выручку отцу. – Он опозорил свой сан и бросил тень на всё жречество…

– Нельзя бросить тень на святое жречество Совершенных, и не пристанет позор к священному званию иллана! – грозно вскричал Элкилу, ударив посохом в пол. – Как смеешь ты кощунствовать, мальчишка?

Он испепелил взглядом бормочущего извинения Шалумиша, после чего обратился к Сарруну:

– Тело, помазанное елеем, благословлённым именами Совершенных, и омытое в водах священного озера Кибал, что напоено слезами благодетельной Инар, не должно быть осквернено пастью твари из чужеземных болот. Или ты не знал этого, высокородный Саррун?

– Мог ли я знать это, многомудрый Элкилу? Таких предписаний нет ни на Камне Марузаххатараза, ни в Книге Вразумления и Наказания!

– Конечно нет, ведь эту казнь придумал ты сам. И, видимо, изучал священные поучения без должного усердия, иначе бы не совершил такого святотатства. Повелитель шести частей света, от имени собрания посвящённых высшей ступени я прошу внести эту казнь в списки как неугодную Совершенным и дозволительную только для рабов и чужеземцев. Сарруну надлежит пройти очищение в храме. Чужеземцев пусть казнят, ибо они нарушили закон, но их смерть должна быть лёгкой, ибо они, хоть и без умысла, воспрепятствовали скверне. Таков мой совет.

Каллифонт возмущённо вскинулся, но его остановил взмах руки царя. Задумчиво посмотрев на жреца, затем на Артимию, на Сарруна с Каллифонтом и, наконец, на Энекла с Диоклетом, Нахарабалазар сказал:

– Что ж, это хороший совет. Списки мы изменим, и Саррун пройдёт очищение. – Он коротко взглянул на Сарруна, и вельможа покорно склонился. – Что до Диоклета и Энекла…

Царь долгим взглядом посмотрел на Каллифонта, и тот не выдержал:

– Повелитель, мои люди поступили так из-за обстоятельств, они остановили бунт!

– Я это понимаю, Каллифонт, но закон-то нарушен, а царь обязан соблюдать законы. Есть ли у меня иной выход?

– Сын мой… – начала Артимия, но её прервал громкий выкрик:

– Они не нарушали закон!

Все оторопело обернулись на дерзкого – и удивились ещё больше, поняв, что кричал Эн-Нитаниш. Вельможа был бледен и необычайно возбуждён, его голос дрожал, но он старался не опускать взгляда.

– Что ты хочешь сказать, Эн-Нитаниш? – поднял бровь царь. – Если они не нарушали закон, то кто это сделал?

– Это сделал я! – сказал, будто прыгнул в омут, и изумлённый шёпот пронёсся по залу.