Мысль о том, чтобы заняться психологией, пришла Павлу еще в детстве. Владимир Иванович, батя, вот кто нечаянно подтолкнул его к профессии, благодаря которой он стал своего рода серым кардиналом.

Не только аорту родной фирмы знали руки Павла. Ему доводилось прикасаться и к другим серьезным финансово-сосудистым системам. Он получал удовольствие, демонстрируя мастерство верхушкам этих систем, и они утверждались в своей устойчивости и желанной внешней невзрачности. Павел же в ответ, по выражению Маши, «шлифовал породистую бородавку», укреплял так необходимую ему, и так сильно поблекшую за последний год уверенность, что он сам хозяин своей судьбы.

Конечно, с установками веры это утверждение совсем не совмещалось. Зато гарантировало устойчивость. Поэтому Павел на подобные темы с Владимиром Ивановичем не говорил. Семья была обеспечена достойно, даже сам неприхотливый батя после долгих уговоров перестал пользоваться метро, пересев за руль скромного автомобиля. Мечталось, конечно, подарить тестю серьезную машину, но тот восстал категорически.

– Священнику не пристало, Паша, сколько голодных можно накормить за эти деньги, которых стоит такая машина! Моему сознанью недоступно, какая радость иметь что-либо, когда рядом нужда. И если уж ты так настаиваешь, сынок, то мне достаточно «Жигулей».

Пришлось подчиниться, тем более что Павел и сам не склонен был пускать пыль в глаза. Теперь он крепко стоял на ногах и, если бы не болезнь жены, мог бы считать себя вполне удовлетворенным судьбой. Но как же хотелось ему поскорее дождаться обещанных вечеров с батей, поговорить с ним обо всем на свете, послушать его неторопливые рассказы о том, что в обычную жизнь никак не вмещалось. Но и не отпускало.

Прежде возможностей для бесед у них было значительно больше, и к лучшим из них Павел причислял те встречи, когда он молчал, а Владимир Иванович вслух размышлял о вопросах веры. Случались изредка и другие темы, и теперь, по прошествии стольких лет, Павел с горечью думал о том, что батя давным-давно пытался проникнуть в будущее…

Однажды, и это случилось еще до свадьбы, он спросил Павла о ясновидящих.

Бережковы в тот день приехали в гости к Прелаповым праздновать Первомай. Нина Дмитриевна была непривычно покладиста, а Маша задумчива и молчалива. Павел только что уволился из университета, перешел в лабораторию, и наполнялся раздумьями о будущей карьере.

Ранняя весна уже приукрасила ветки деревьев салатовым флером, распустила по округе свою душистую истому. Форточки на окнах старого дома открыли и закрепили их скрученными бумажками, засунутыми в пазы. Наступали сумерки, а воздух все еще струился теплый, напоенный сгущенным ароматом множества новорожденных листьев и вздувшихся смоляных почек.

Нина Дмитриевна позвала Машу в кухню.

– Поможешь мне перемыть посуду? А потом накроем к чаю. Дверь за ними закрылась. Павел отвлекся от мыслей о работе и только собрался воспользоваться недолгим уединением с Владимиром Ивановичем и спросить о делах в храме, как тот его опередил.

– А вот скажи мне, – заговорил он, прищурившись, – что должен такого проделать над собой человек, чтобы его сознанье изменилось, чтобы он обрел способность провиденья? Последнее время я постоянно натыкаюсь на различные разговоры об этом и поневоле задумываюсь сам. Как психолог, ответь!

Павел физически ощутил, как чувство комфорта покидает его, но нужно было отвечать. Он подумал о том, какие странные вопросы интересуют Машиного отца. Нежизненные, несерьезные вопросы.

– Что нужно? – Владимир Иванович тем временем рассуждал вслух. – Максимально общаться с разными людьми? Выслушивать и анализировать многих? Но так живут тысячи, однако прозрения у них не наступает. Что говорит наука, Паша, скажи?