Семьдесят семь бантиков Сания Шавалиева

Баба Яга, сжав кулаки, отошла от окна. Она покрылась холодным потом, и, повторяла, как заклинание, «Всё хорошо! Всё хорошо!», но боялась даже взглянуть на подоконник. Все-таки обернулась. Так и есть, черный кактус расцвёл. Два черных цветка с острыми лепестками, – вот и третий выскочил, и четвертый. Вскоре кактус весь утонул в черных цветах. Баба Яга знала, что их ровно семьдесят семь. Значит, паук доплел банты. Значит, пришло время их забрать…

Именно в этот момент, в далеком поселке Предуралья девочка Элис тоже поливала цветы. На узком подоконнике их умещалось всего три: алоэ, лимон и кактус.

В центре колючек кактуса Элис заметила мохнатый шарик. Но не успела она до него дотронуться, как шарик с нежным звуком «пух!» распустился красным цветком, очень напоминающий бант.

– Пух! Пух! Пух! – щелкали мохнатые шарики и превращались в разноцветные банты.

Элис испугалась, попятилась.

– Деда! – закричала она, вздрагивая от очередного щелчка.

Шлепая тапками по деревянному полу, дед Петрович подошел к подоконнику и хмуро уставился на внучку.

– Сколько раз говорил – не кричать дома. Я старый, но не глухой.

Элис смотрела на кактус и считала новые цветы.

– Семнадцать, восемнадцать…

Дед засмеялся:

– Считать научилась?

– Смотри, – и внучка указала на кактус.

Дед присмотрелся и вздрогнул от очередного «пух!».

Он надел очки, а Элис продолжила:

– Тридцать один, тридцать два…

– Ты чем его полила? – уставился дед на внучку.

– Ты думаешь, это я?! – вскинулась Элис.

– Кто ж еще? Этому кактусу лет сто, наверное. Он ни разу не цвел. Как ты вообще умудрилась довести его до такого состояния?

– Дед, – чуть не заплакала Элис. – Честное слово, это не я. Вот же алоэ, лимон, всех поливала одинаково, а расцвел только кактус.

– Это странно, – пробормотал дед. – От греха подальше, отнесу его на работу, пусть цветет на стройке в бытовке.

Утром, за пару часов до открытия зверинца, Борис вышел на крыльцо вагончика. Постоял. Огляделся. Тайга, тайга, тайга: черная, мрачная, непроходимая. Скукота беспросветная.

Борис вернулся в вагончик. Брим-Бом обернулся, колченогий табурет под ним подозрительно скрипнул. Брим-Бом вздрогнул, встал. Не хватало еще, чтобы табурет развалился: всe и так рушилось в тар-тара-ры. Звериный бизнес трещал по швам. Современный народ пошeл непонятный. Люди теперь неодобрительно относились к передвижным зверинцам – жалели животных, осуждали хозяев и самое неприятное – не желали платить за просмотр зверей в клетке. Люди все время говорили о такой ерунде как свобода и даже требовали ее для животных зверинца.

Свобода!

Кто сказал, что зверям на свободе будет легче? Да если бы не они с братом, вся эта живность давно бы вымерла.

В желудке заурчало, Борис плеснул себе пустого чаю…

Может, Брим-Бом и прав, для зверинца нужны новые образцы, наверное, жeлтый медведь спас бы их бизнес. Говорят, здесь в тайге такого медведя видели. По слухам, в этих краях много всякого тайного и необыкновенного. Брим-Бом почему-то был уверен, что именно здесь живет перламутровая лиса из его сновидений, а Борис не сомневался, что скоро найдет тот загадочный самородок с обложки глянцевого журнала.

Борис глотнул холодный чай:

– Послушай, – вдруг улыбнулся Брим-Бом, – я уверен, что она здесь.

– Кто? – спросил Борис, хотя и так знал, о ком идет речь.

– Лиса! Я ее поймаю! Схвачу! – Он так тряхнул головой, что сломанные очки поползли вниз, криво повисли на носу. Брим-Бом удержал, попытался вернуть их на место, но очки не желали держаться на одной дужке, вторая давно потерялась. От такой диспропорции в лице охотника появилась перекошенность.

– Надоел со своей лисой.

– Я такую лису поймаю. М-м-м, пальчики оближешь! – продолжал Брим-Бом витать в мечтах.

Борис был готов задушить брательника за глупость.

– Что ты за человек! Алмазы надо искать. Здесь шахт видимо-невидимо!

Тему алмазов Брим-Бом не переваривал и старательно ее избегал.

– Лиса. Перламутровая! – словно не услышав брата, бубнил Брим-Бом. Он стянул с веревки куртку. Она оказалась мокрой. Так и не высохла за ночь. Огляделся в поисках сухой одежды и, может быть, даже чистой. Но, увы, чуда не случилось. Как всегда, надеть нечего. Закутался в грязное покрывало.

– Поесть бы? – Брим-Бом заглянул в кастрюлю, сморщился от отвращения. На дне колыхнулся островок плесени с чeрными головками спорышей. – Чего там в кассе?

– Ничего, – соврал Борис. – Ни копейки. Народу даже рубль жалко для исполнения сокровенных желаний! Я бы тыщу отдал, чтобы найти мой самородок. Вот ты чего расселся. Пора уже открываться.

Брим-Бом снял с вешалки ярко оранжевый костюм клоуна и стал переодеваться. Затем нарисовал алые щеки, нацепил на нос красный шарик на резинке, обулся в большие синии ботинки с плоскими широкими язычками. Борис в это время выкладывал на лотке батоны, бананы, банты.

– Люди! – с грустью выдавил из себя Брим-Бом. – Покупайте, не стесняйтесь! Не дайте помереть с голоду.

– Побереги силы, – резко оборвал брата Борис.

– Поесть бы, – скосился Брим-Бом на хлеб и бананы.

– Заработаешь, поешь, – пообещал Борис и вновь вышел на крыльцо.

На мгновение ему стало жаль, что его золотые годы прокисают при хозяйстве этого зверинца. А ведь когда-то он был очень даже перспективным мальчиком. Играл на пианино. Играл хорошо, талантливо. Пальцы невольно пробежались по перилам, словно дали пару аккордов. Когда-то Борис мечтал написать великую оперу, чтобы гастроли по всему миру. Сочинил целую страницу, показал учительнице. Она похвалила и предупредила, что надо еще много учиться и работать. Борис бежал домой, и ему казалось, что все вокруг уже аплодируют, кричат: «Браво! Браво!». Ярким светом софитов горел светофор, а он стоял на перекрёстке и сдержанно кланялся. Потом на светофоре остановилась зеленая старенькая машина, дверь распахнулась, отец позвал покататься. Но, пап? Откуда машина? Купил? Здорово! Катались до вечера, на дачу, в магазин. Счастье!

Вечером выяснилось, что на машину не хватало денег и поэтому пианино продали. Его старое пианино, с расстроенной клавишей «до», западавшей левой педалью. Сейчас на его месте появился пустой угол, выцветший кусок обоев, хлопья пыли в паутине. Борис плакал, а старший брат Брим-Бом смеялся. Хохотал так, что оттопыренные уши были малиновыми, словно созрели для того, чтобы их безжалостно оборвали…

Шумно хлопая крыльями, пролетела сова. Борис поднял брови, взглянул на птицу.

– Чего встал? – Борис подтолкнул Брим-Бома с лестницы. – Шевелись.

Братья все время ссорились, так же как и их родители. Ни в чем у них не было согласия, даже в имени старшего сына. Мать требовала имя Брим, отец – Бом. В итоге на свет появился мальчик Брим-Бом с сутулой спиной, чeрными солнцезащитными очками и безмерной любовью к животным.

Хотя у Бориса и Брим-Бома были одинаковые родители, и на вид вроде похожи: по одной голове, две руки, две ноги. Но Брим-Бом – высокий, худой, вечно машущий руками. Борис низкорослый пузанчик, высшее образование биолога-зоолога, триста долларов, припрятанных в ножке стола.

На крыше вагончика зверинца ухнула сова.

«Та же самая?», – задумался Борис, глянул на часы. Пора открывать.

Со всех сторон на площадь уже тянулись жиденькие струйки нарядного народа: деды с внуками, матери с детьми. «Не богато!» – оценив народ в рублях, усмехнулся Борис.

Вновь ухнула сова. Ее тень, как черное покрывало, скользнуло по зверинцу, голове Бориса.

Неожиданно под рeбрами закопошилась тревога, злобная, высасывающая душу. Отчего его сегодня так клинит? Может, магнитная буря?

Борис снял с ворот замок, пролез в будку-кассу.

Первые билеты купил Петрович: один взрослый, один детский – для внучки Элис. Ровные кусочки порванного тетрадного листа, от руки написана цена. Петрович держал билеты и не знал, кому их предъявить. Откуда ни возьмись, появился клоун, очень схожий с бегемотом, предложил хлеб, бананы. Петрович отказался: с утра хорошо позавтракали, да и запах зверинца совершенно не вызывал аппетита. Клоун напомнил о животных – вдруг у «очаровательной» девочки Элис возникнет желание их покормить, неужели дедушка лишит «изумительную малышку» такой радости:

– Во всех зоопарках – низ-зя… – задорно кричал клоун, – а в этом – можно. Не возбраняется, – от нетерпения клоун шлeпал огромными ботинками по влажной земле. – Ещe можно предложить купить шeлковые бантики. Если завязать их на рогах ихнего волшебного оленя, то он, можно, обязательно исполнит желаний, один на каждый бантик.

Дед купил два батона, три банана и три ленточки: два Элис и один себе.

Петрович спрятал кошелeк. Его синий бантик трепыхался на ветру:

– Загадаю…

– Дедуля, квартиру, – подсказала Элис.

– Само собой, – согласился тот. – Пошли искать оленя?..

Вскоре в окошко перестали совать рубли и, в будку проник свет. Борис выглянул из кассы. Что-то его насторожило. Он пристально огляделся – может, под вагончиками полезли, есть такие любители халявы. Он даже не понял сначала, что именно его так насторожило, но потом увидел: девчонка в сером берете дeргала дверцу клетки с оленем.

Борис прикрикнул на неe. Маленькая растрeпа отошла. Но Борис не сомневался, что эта не успокоится. Глазки-то, глазки… сверкают, как новогодние огоньки. Нет! Лучше сравнить эти безумные глаза с алмазами. О, Боже! От этого сравнения Борис даже застонал. Как сильно он мечтал об этих камнях, больших, прожигающих насквозь жаром желания.