– Для человека, который не выезжал за пределы родных мест, у тебя довольно несбыточная мечта, – протянул Рэй.
– Разве мечты должны быть другими? – улыбнулась Лави. – Разве у вас другая? Мне показалось, вы тоже хотите прославиться. Это не так?
Рэй почесал в затылке.
– Ну… наверное, так.
К его облегчению, Лави не стала лезть ему в душу. Да и вряд ли он смог бы ответить что-то вразумительное. Он едва знает эту девушку, чтобы с ней откровенничать – пусть она сама выбрала говорить с ним искренне. Некстати вспомнилось письмо, что лежало завернутым в одежду на лавке. На душе снова кошки заскребли.
Лави отвлекла его от невеселых мыслей, похлопав по руке.
– Рэй, я хочу тебя убедить. После этого обещаю, я больше не буду настаивать, чтобы уйти с тобой и Карлом. Можно мне спеть для тебя?
– Спеть? Прямо здесь? Сейчас? – Рэй оглянулся на дом, на секунду забыв, что должен продолжать говорить шепотом. – Нас же услышит твоя мама. И Карл проснется.
Лави помотала головой.
– Я спою так, что никто не подслушает. Буду петь только для тебя. Можно?
Рэй почувствовал, что скоро совсем околеет. Поскорей бы в дом. Сдавшись, он кивнул. Обрадованная Лави растерла ладони и подула на замерзшие пальцы.
Затем приложила ладони к уху Рэя. Он вздрогнул от холода. И вдруг услышал шепот.
Глаза Рэя медленно-медленно поползли на лоб.
***
В третий раз, если не в четвертый, Карл проверил, не забыл ли флейту. Его сумка потяжелела на несколько булочек, а в самый низ они положили сменную одежду – праздничную, в которой ходили по дому. Отказаться не получилось – Лави улыбалась, но была непреклонна.
Когда уже хозяйка дома поинтересовалась, почему ее дочь упорно хочет отдать одежду едва знакомым людям, тогда Лави попросила Рэя с Карлом идти вперед, а сама с решительным выражением лица повернулась к матери. Рэй понял, что важный разговор девушка откладывала до последнего. Было неясно, как долго она задержится. Рэй только успел заметить, что Лави уже собрала свою сумку.
Вдвоем с Карлом они остановились на краю деревни, у поваленного дерева. Карл, скрестив руки, ходил туда-сюда, пока Рэй боролся с накатывающей дремой – утреннее солнце пригревало макушку, погружая в состояние, которого Рэй так и не дождался ночью. Не после песни от Лави.
Когда он, еще в доме, рассказал другу, что случилось, тот пришел к самому простому и раздражающему выводу:
– Если бы мы в каждой деревне подбирали симпатичное личико, мы бы дальше родного герцогства не ушли.
– Карл, ты меня вообще слышал? Эта девчонка непростая. Когда она пела мне на ухо…
– А вы точно этим занимались, пока нормальные люди ночью спали?
– Она мне не нравится, доволен? – разозлился Рэй. – К тому же, ей пятнадцать. И мать ее была к нам добра. Ты как никто другой меня знаешь и знаешь, что честь для меня не пустой звук.
– Зачем нам девчонка? – перешел в нападение Карл. – Если хочешь с ней возиться, зачем втягиваешь меня?
– Я слышал голоса, когда она пела. Много голосов. Уверен, мне не показалось. Я даже попросил ее повторить, и тогда было то же самое, но голоса были другие. Думаю, именно поэтому ее здесь недолюбливают и считают странной.
– Спасаешь деревню, но обрекаешь нас?
– А ты долго собирался отпугивать народ своим угрюмым видом? Сколько мы получили за все выступления на площадях, от силы тридцать монет? И это за две недели! Глядишь, так родители окажутся правы – подтвердим, что мы никчемные отпрыски и правильно, что нас выставили за дверь.
Рэй смотрел, сомкнув брови, пока Карл, судя по лицу, старательно подбирал приличные слова. Прервал их перепалку только голос хозяйки, которая позвала завтракать. Тогда Рэй закончил тише: