После обеда они все же поддались на уговоры и расчехлили инструменты. Рэй заодно проверил, не расстроена ли гитара. Как только Карл был готов, они заиграли мелодию – самую простую, которую выучили еще мальчишками. Хозяйка дома, слушая, чему-то улыбалась. Ее дочь впервые сидела молча, стараясь не шелохнуться, чтобы не спугнуть им настрой.
Когда они закончили, она сказала первой:
– Вам передают большую благодарность. От всего сердца. – Лави коснулась груди.
Рэй удивился:
– Мы же почти одного возраста. Почему обращаешься на «вы»?
Девушка вдруг засмеялась.
– О нет, я не про себя. Вам другие говорят «спасибо»!
– Кто?
Лави загадочно улыбнулась и обвела взглядом комнату. Ее мать, словно спеша переменить тему, уточнила, будут ли они оставаться на ночлег. Рэй с Карлом и мечтать не могли о таком гостеприимстве.
– Тогда отдыхайте. Лави, поможешь мне убрать со стола?
Девушка кивнула. Но когда мама встала и отвернулась, она присела рядом с Рэем, чуть не задев гриф гитары.
– Я тоже вас благодарю. Мне очень понравилось, мальчики!
И ушла, напевая только что исполненную ими мелодию.
***
Ночью Рэю не спалось. Он так и не привык к жесткому полу – ныла шея, никак не удавалось найти удобную позу. В гостиничных номерах, где за шиворот постоянно залезал кто-то мелкий и противный, где простыни воняли потом и сигаретным дымом, была хотя бы мягкая, прохудившаяся перина. Хозяйка сначала предложила им с Карлом спать на лавках, но оба справедливо опасались, что свалятся и наделают шума. Тогда им постелили на полу. Теперь вот Рэй мучился из-за поспешного решения.
Будто этого было мало – ему все казалось, что на него кто-то смотрит. Бросив попытки превратить дремоту в полноценный сон, Рэй открыл глаза. Из темноты выплыли расплывчатые очертания потолка, под которым сушились травы и стояла утварь – не заметив такую днем, Карл чуть не опрокинул себе на голову горшок, когда задел балку. Занавески на окнах слабо белели – их насквозь просвечивали лунные лучи. В углу громогласно тикали часы – звук, который он еле выкинул из головы, прежде чем провалиться в беспокойную дрему.
На лавке, рядом с которой Рэй лежал, были сложены их с Карлом вещи. Их убедили лечь в той же праздничной одежде – другой в доме не было. И сейчас, когда Рэй повернул голову, привыкнув к темноте, он вновь подумал, что то, как приняла их эта семья, – чистая удача.
А в следующее мгновение он чуть не заорал.
Лави – смотревшая так пристально, что у Рэя чуть душа не юркнула в пятки – успела приставить палец к губам. И виновато, как показалось Рэю в темноте, улыбнулась.
– Прости, что разбудила, – прошептала она.
Рэй скорее понял, чем услышал ее слова. Ему нужно было время, чтобы успокоить колотившееся сердце. Он не хотел кричать – Карл бы проснулся, да и перед хозяйкой дома, спавшей на кухне, было бы стыдно.
Тем временем ее дочь, которая почему-то была здесь, сползла с лавки и легла рядом с Рэем… нет, просто приблизилась к его уху, чтобы тот лучше слышал:
– Можем поговорить?
Не дожидаясь ответа, она поднялась и тихо, шелестя ночнушкой, выскользнула из комнаты. Рэй сначала выждал, пока краска схлынет с его щек. Затем осторожно поднялся и прошел мимо посапывающего Карла.
Лави поманила к выходу в огород. Она уже замотала шею шалью, другую накинула на плечи, а Рэю протянула кофту. Тот не стал пытаться ее надевать – даже в темноте было понятно, что вещь ему мала.
Обувшись, они вышли в холодную ночь. Лави поплотнее закуталась. Она быстро повела в глубину огорода. Там находились лавка и небольшой столик.
– Знаешь, а я рада, что тебе не спится. Мне не терпелось поговорить. Утром, боюсь, у меня не было бы времени.