Вероятно, спектр ощущений при посещении лекаря – тепло или холод – зависел от особенностей дара конкретного человека. А может быть, от личности и характера.

«Если усилия регента принесут свои плоды, он, должно быть, сразу же от меня отстанет», – мелькнула неожиданная мысль, но нервная тошнота от неё только усилилась. Целитель пробормотал, что заживление раны идёт хорошо, что плечо не должно доставлять мне хлопот, а если будут неприятные ощущения – стоит его позвать, что пару дней следует воздержаться от верховой езды и прочих активностей. Я собиралась было уточнить, относится ли к числу «активностей» супружеский долг, но целитель уже рысью попятился к двери.

До визита регента оставалось десять минут, золотые часы на каминной полке безжалостно показывали время. Я опустилась на маленький бордовый пуфик, сжала руки на коленях. В личной комнате сьеры Мараны преобладали золотые красные оттенки, и это слегка нервировало, хотя, безусловно, комната была роскошна.

К роскоши и богатству я относилась неоднозначно. В доме Борова частенько бывали ценные вещи, но по большей части ворованные. Сам Боров к дорогим шмоткам и штучкам был равнодушен, вот деньги, монеты он любил. А я привыкла воспринимать все эти вещицы как часть другого мира, находящегося за пределами Сумрачного квартала, как нечто красивое, но бесполезное и чужеродное. Ряды шкатулок из костей животных и редких пород деревьев, полные каких-то маленьких драгоценных мелочей, серебряный гребень для волос, туалетный столик с овальным зеркалом – всё это не было моим. Как в детстве – прекрасное и обманчиво близкое богатство кем-то своровано, остаётся только проводить взглядом – и отпустить с миром.

Я не привязывалась к вещам.

Можно ли было сказать это о Маране?

Всё в этой комнате было каким-то обезличенным, лишенным, если можно так выразиться, индивидуального запаха. Единственная вещица, привлекавшая взгляд, стояла рядом с кроватью – роскошной кроватью с балдахином – деревянный кукольный домик высотой мне по пояс. Несмотря на свою усталость, я рассмотрела его во всех подробностях: удивительного мастерства уникальная работа, потрясающая детализация. Крошечные полотенчики и салфетки, постельное бельё, малюсенькие краники в ванной, пуховки на трюмо, настоящее зеркальце... И две куколки размером с ладонь, нарядно одетые девочка и мальчик. Я осторожно потрогала шёлковый светлый локон девочки – Марана специально предупредила, что свою дорогую игрушку она никому не позволяла брать в руки. А я бы хотела передвинуть посудку в кукольном шкафчике, снять с вешалки в прихожей плащ, коснуться небольшого клавишана цвета слоновых бивней – издаст он какой-нибудь звук или нет?… Тут даже кровать с балдахином имелась! Правда, другого цвета.

В дверь стукнули, не стукнули даже, едва коснулись деревянной поверхности костяшками пальцев, но я вздрогнула и подскочила на месте. Регент не был похож на человека, который стал бы стучать перед входом куда бы то ни было, хоть в спальню жены, хоть в Высокий храм. Я дёрнула незапертую дверь. Регента за ней не обнаружилось.

Незнакомый молодой человек в болотной ливрее торопливо отступил. Дворцовый этикет строг. На охоте многие негласные запреты теряли свою силу, а в стенах Гартавлы между супругой регента и простой обслугой должно было быть не менее двух шагов.

- Его превосходительство приносит свои извинения, у него срочные неотложные дела.

Ах, да. Именоваться «Его Величеством» сье регент не имел права, но чин адмирала давал ему право на обращение «Его превосходительство».

…что чувствует приговорённый, получивший нежданную отсрочку? Радость? Я не испытала радости, скорее – невнятную тревогу. Марана уверяла меня, что регламент никогда не нарушается. Произошло что-то важное? Что-то страшное? Или никаких тайн – всё дело в заботе о моём здоровье после ранения?