И всё же, вступив на эти древние плиты в первый раз, я покачнулась от внезапно нахлынувшего головокружения человека, попавшего в собственный сон, сон, внезапно ставший явью.

***

- Сьера Марана, ваша сорочка…

- Сьера Марана, ваши чулки…

- Сьера Марана, ваша нижняя юбка…

- Сьера, верхняя юбка…

- Сьера, накидка…

- Сьера, платье….

- Сьера, туфли…

В домике Брука мне помогала одеваться некая сьера Льема, и всё же торжественный ритуал, принятый во дворце, отличался от репетиций примерно так же, как мука от готового хлеба. Первое и главное открытие, которое я совершила: одеваться приходилось практически самой, поскольку прикосновения горничных и фрейлин к королевскому (почти) телу были строго регламентированы. При водных процедурах, например, горничные мыли голову и вытирали обнажённое тело госпожи полотенцами без особых проблем, но подвязывать чулки я должна была самостоятельно, фрейлины лишь почтительно их мне подавали, а потом стояли в двух шагах и с овечьими лицами, вытянутыми от осознания важности происходящего, наблюдали, как я старательно пыхчу со скользкими шёлковыми ленточками.

Что ж, я-то была только рада. Незаменимость помощниц была заметна только при застёгивании многочисленных пуговичек и застёжек, преимущественно находящихся на спине, и при создании причёски. Ловкие пальчики Фреи порхали в моих волосах, укладывая их причудливыми прядями, а я посматривала в большой овальное зеркало то на неё, то на себя, то на темноволосую Далаю, выжидательно стоящую чуть поодаль. На Далию чуть меньше, на Фрею чаще. То и дело в голову лезли абсурдные картинки, как она запускает свои острые коготки в волосы регента и довольно улыбается, словно сытый хорёк.

- Сьера выглядит прекрасно, – смиренно заключила Фрея, но её голубые глаза смотрели задорно, в уголках губ притаилась смешинка. По сравнению с ледяной Мараной она казалась нежным тёплым солнышком.

- Благодарю, – я старалась отвечать ровно. – Можете идти. Мне нужно побыть пять минут в одиночестве.

- Целитель ожидает, сьера, – с полупоклоном произнесла Далая, и они ушли, одна за другой. Действия фрейлин напоминали идеально отлаженный марионеточный театр, они даже говорили по очереди, не сбиваясь, точно их озвучивал один человек.

Одиночество во дворце, как я уже успела понять, являлось наиболее дорогой и малодоступной диковиной, редкостным экзотическим блюдом, лакомиться которым приходится слишком редко, чтобы пресытиться его восхитительным деликатесным вкусом. Что ж, птичка в клетке, первая ночь прошла спокойно, по большей части из-за успокоительного отвара, после которого сон навалился безапелляционно и неотвратимо. Но вот ночь миновала, завтрак – каша с ягодами и ломтиком пахучего сыра – был съеден, бесконечная карусель переодеваний запущена, и от визита чужого мужа меня отделяло только посещение целителя.

22. часть 2.

***

Я не хотела видеть лекаря, не хотела принимать регента, впрочем, ночные визиты Брука сделали своё дело – вряд ли регент сможет чем-то меня удивить или напугать. То, что я чувствовала, не было страхом, скорее, крайней степенью брезгливости. Но мне было ради чего терпеть, точнее, ради кого. И я терпела, хотя порой хотелось зажать рот ладонью – вот как сейчас.

Ничего, привыкну. Ко всему можно привыкнуть, верно?

Целитель, сье Артуп, знакомый мне по портретной галерее Мараны, пожилой мужчина, так и норовивший вжаться в мраморный пол и занять как можно меньше места, ко мне ожидаемо не прикоснулся, даже к раненому плечу. Меня снова окутало уже знакомым густым теплом, и мысленно я порадовалась ему – озноб отступил.