4. Глава 3

Малейн глубоко вздохнула и расправила плечи, пытаясь подготовиться к разговору с дядей. Несколько раз она сжимала руки в кулаки, но беспокойство от этого только усиливалось. Сердце предательски колотилось, а дыхание учащалось с каждой секундой.

Пока принцесса медленно шла по внутреннему двору, она пыталась угадать, для чего именно он ее позвал. Что, если он каким-то образом узнал о тайном собрании, на котором она только что присутствовала? Алистеру ведь показалось, что за ним следили…

Нет, это маловероятно. Прошло совсем немного времени с тех пор, как все разошлись, а Дженни сказала, что дядя ее уже обыскался.

Возможно, он обнаружил одно из писем Роба? Это было бы катастрофой. Особенно сейчас, когда он взвинчен мыслями о войне... Но нет, они с принцем переписывались годами под вымышленными именами. С чего бы покрову тайны рухнуть именно сегодня?

Внутри Малейн бушевал ураган эмоций и страхов, когда она вошла во дворец и направилась к винтовой лестнице, ведущей в кабинет дяди. Она проделывала этот путь десятки раз, и каждый раз всё заканчивалось либо взбучкой, либо наказанием, но так страшно ей было впервые.

Малейн вдруг ужасно захотелось снова увидеть мир таким, каким он был, когда она была ребенком. Тогда она редко бросала вызов дяде, но, если всё-таки решалась, плата за непослушание была непомерной. И год от года цена растёт.

Так что же сейчас его встревожило — собрание или письма? Малейн не успела придумать другие причины для дядиного гнева. А вдруг он и вовсе не зол? Она почти ухмыльнулась этой мысли. Печальная шутка. Дядя всегда был на нее зол или раздражен, других эмоций он будто бы и не мог испытывать.

Она стояла перед его дверью, покрытой тиснением из серебристого металла. Оно выглядело декоративно, но Малейн знала, что его сделали достаточно прочным, чтобы остановить удар топора.

Принцесса кивнула привратнику в красно-зеленой ливрее, и он дернул за тонкую веревку, тянувшуюся наверх. С той стороны двери раздался приглушенный звон колокольчика. Затем дверь медленно отворилась. «Только решетки не хватает».

Три года. Осталось три года, и дядя больше не сможет вызывать ее на ковер и вести себя с не так, будто ей пять, а не пятнадцать. Ей больше не придется пугаться его тени и перебирать в голове все свои неосторожные слова. Но пока что нужно сделать глубокий вдох и шагнуть из света коридора в сумрак кабинета.

— Ты опоздала, — сказал дядя Персиваль, когда за ней закрылась дверь.

Щелчок замка был оглушительным. Малейн мысленно вознесла молитву Создателю и изобразила самоуверенную улыбку.

— Я пришла сразу, как мне сообщили, что ты меня искал. Прости, если заставила ждать.

Он подошел ближе. Достаточно близко, чтобы она начала различать жесткие линии его лица в тенях. В кабинете дяди было темно. Всегда темно. Особенно после того, как на всех окнах появились металлические ставни. Лампа горела, но слабо. Света хватало ровно на то, чтобы осветить широкий письменный стол.

— Должно быть, ты была далеко, если тебе понадобилась вечность, чтобы сюда добраться.

Он смерил ее хмурым взглядом.

— Я была с капитаном Стейном на конюшнях, — сказала Малейн, стараясь звучать обыденно.

Его брови взлетели наверх.

— Это еще для чего?

— Обсуждали безопасность на фестивале.

— А он отправил отряды к границе, как я ему приказал?

Не дождавшись ее ответа, дядя резко повернулся к окну, отреагировав на какой-то незначительный шум. То ли слуги кричат, то ли ветер поднялся, то ли бревна упали. Казалось, он забыл про Малейн, но она знала, что это не так.

Когда он убедился, что опасности нет, то снова стал частью кабинета. Некогда это была светлая комната для чтения, где любили проводить вечера ее родители. Одно из немногих воспоминаний, что у нее про них осталось.