А где там, в невидимом простому глазу Залесенье старый Ворон ждал, когда проклятие начнет терять свою силу. На исходе были триста долгих лет и семь колен его сына появились на свет. Он верил, что кто-то из далеких потомков Мацко вернется в родное гнездо и вернет силу роду сына. Но сможет ли кто-нибудь услышать его зов? И он внимательно наблюдал за последним поколением сына, присматриваясь и пытаясь угадать – кто из них самый чуткий.

Власий знал, что кровь Мацко, нет нет, да и проявлялась у части его потомков в виде несвойственных людям способностях. По известным причинам в полной мере пользоваться ими они не могли, но частично – вполне.

Так некоторые из них могли заглянуть в будущее, интуитивно чувствуя исход событий. Некоторые видели начинающиеся и еще не проявившие себя в человеке болезни.

Другие чувствовал травы и сами не зная откуда, могли сказать – для чего подходит то, или иное растение, и самое важное – когда оно приобретает полную силу и пригодно для использования.

Третьи умели замедлять и растягивать время. А часть их слышали шелест родового дерева и чувствовали, когда и кому пришло время уходить навсегда.

Сами же потомки Мацко не принимали свои особенности всерьез. И тем более, никто и никогда не задумывался откуда это взялось. Пользы, как и вреда от этого нет, да и ладно. Баловство, одним словом. Власию же такие проявления давали надежду на то, что в нужное время зов крови приведет кого-то из них домой, в родное гнездо.

О делах давно минувших дней говорят – как много воды утекло. В случае с теми, кто являлся последними носителями крови Мацко можно было сказать – как много крови утекло. За триста лет смешались человеческие роды с теми, которые не могли стать полноценными членами племени воронов. Десятилетие за десятилетием, век за веком шло время. И, казалось бы, и следа уже не должно остаться в жилах потомков от их далеких предков. Но след не исчезал, оставался и продолжал проявляться, невидимой, но прочной нитью связывая между собой ветки родового дерева Мацко и племя воронов.

Встречи людей и воронов являлись скорее редкостью, чем правилом, да и поводы для встреч у всех были разные, но они нет нет, да и случались. И общая кровь невидимым маячком внутри сигналила – свои, не проходи, помоги, не бойся, отзовись.

«Приснится же такое»,– подумал Андрий открывая глаза и сладко потягиваясь на сеновале, где он любил отдохнуть в жаркий летний полдень. «Эх-э-эх», – и, потягиваясь, он вышел на залитый солнцем двор.

Пес, разомлевший от жары, приоткрыл один глаз и увидев Андрия – «свои» – погрузился в дремоту. Сонные куры лениво ковырялись в пыли, и только петух горделиво и важно энергично вышагивал среди них, всем своим видом показывая, кто же тут на самом деле хозяин.

Зайдя в избу и отломив от свежего, заботливо испеченного Меланьей, еще чуть теплого каравая большой кусок, мужчина собрал нехитрый узелок и вышел со двора.

Дорога до реки лежала через поле, но посмотрев на палящее солнце, Андрий решил чуть удлинить путь, и пойти через лес.

Там, в лесу, он чувствовал себя как дома, исходив его вдоль и поперек. Он любил лес, любил просто за то, что тот был. Любил неспешно пройтись, прислушиваясь к птичьим голосам, любил неповторимый запах листвы и травы, и то, особенное состояние души, щемящее и возвышенное, которое неизменно возникало у него находясь наедине с природой. Лес отвечал Андрию взаимностью, и одаривал его как мог. Мужчина никогда не возвращался домой с пустыми руками. Ягоды, грибы , орехи – все это открывалось легко, без особых усилий. Мелании только и оставалось удивляться, как это получается, и утверждаться в своей догадке – есть в ее супруге некая тайна, открывающая ему лесные кладовые.