Секс, страсть и смерть в Париже Валерия Миллер

© Валерия V Миллер, 2025

ISBN 978-5-0067-0288-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Представляю Вам первую часть захватывающего и мрачного исторического триллера, который унесет Вас в злачные переулки Парижа, погружая в бездну человеческих душ, где царит лишь мрак. Валерия V Миллер

Вспышки молний, словно клинки, пронзали ночную тьму, и каждый раскат грома отдавался эхом. На мгновение, в этом адском свете, проявлялось лицо Изабель. Глаза, два темных омута, мерцали недобрым блеском, а светлые пряди волос, змеились по бледным, словно мрамор, плечам. Медленно поднявшись с кресла, она подошла к зеркалу. Встретившись взглядом со своим отражением она усмехнулась – её оскал на мгновение вспыхнул в отблесках небесного огня. Она поставила бокал и открыла старинную шкатулку, извлекая оттуда колье. Тяжелое, с россыпью бриллиантов, обрамляющих крупные сапфиры.

– Женевьев де Тревиль… – прошептала она низким голосом, и усмешка стала еще ядовитее. Бросив колье обратно в шкатулку, Изабель накинула на плечи темную накидку и стремительно покинула поместье. Высокие ботфорты отражались в мокрых от дождя камнях мостовой. Она села в кэб и властно произнесла:

– Жак -Анри Сансон.

Кучер, не задавая лишних вопросов, дернул вожжи, и лошади рванули с места, оглушительно стуча копытами по брусчатке. Кэб стремительно доставил её на окраину города. Остановившись у небольшого дома, Изабель вышла. Она решительно подошла к массивной железной двери и с силой стукнула по ней кулаком. Ночную тишину разорвал яростный лай собак. Внутри послышались тяжёлые шаги, лязгнул засов, и перед ней возник крупный мужчина с грубым, словно высеченным из камня лицом. Из-под густых, чёрных бровей сверкали волчьи глаза. Он окинул Изабель пронзительным взглядом и произнёс:

– Изабель Дюран?

Женщина ухмыльнулась и медленно проговорила:

– Нам нужно поговорить, Жак-Анри Сансон. – Мужчина молча посторонился, приглашая её войти.

Двор зиял непроглядной тьмой, лишь два факела выхватывали из мрака гильотину, небрежно накрытую грязной тряпкой. Рядом, словно зловещая клумба, громоздилась тележка, доверху набитая спутанными волосами и фрагментами тел – безмолвными свидетельствами прерванных жизней. Всё это уже прошло через его умелые руки, превратившись в товар, готовый к продаже.

– Ваше маленькое хобби? – с усмешкой произнесла Изабель, кивнув на тележку.

– О, люди раскупают, – улыбнулся он своей странной, мрачной улыбкой, – верят в целебные качества умерщвленных.

Они вошли в дом. Мрак окутывал его, словно саван, а в воздухе витал дух неотвратимости и фатализма. Изабель опустилась в старое кресло, обитое выцветшим алым бархатом. Тошнотворный запах разложения ударил в нос.

– Итак, что Вам угодно, мадам? – произнес мужчина.

– Жак-Анри, – медленно начала Изабель, прикрывая перчаткой нос, – это Вы казнили фаворитку короля, Женевьев де Тревиль?

Запах мертвечины становился все более невыносимым.

– Женевьев де Тревиль? – Жак-Анри закатил глаза, скривив верхнюю губу в гримасе воспоминания. – Да, помню эту женщину. – Он тяжело вздохнул и опустился в свое кресло. – Помню ее. И что?

Он взглянул на Изабель исподлобья. В отблесках свечи его волчьи глаза казались ледяными и спокойными.

– Что Вы помните о том дне, когда отрубили ей голову? – Изабель не убирала руку от лица, пытаясь оградиться от навязчивого запаха.

Неожиданный шорох заставил их обернуться к двери. В комнату, шаркая костлявыми ногами, вошла старая, иссохшая старуха, сгорбленная под бременем лет. Ее маленькие, мутные, но на удивление всё ещё цепкие глаза впились в Изабель, а затем медленно, словно не моргая, перевели взгляд в темноту. Она села в углу и, скрюченными морщинистыми руками, принялась ощипывать петуха, роняя перья на деревянный пол.

– Убирайся отсюда, – грубо прохрипел Жак-Анри, сплюнув на пол.

Она поднялась и, все так же безучастно, побрела, шаркая ногами, в другую комнату.

– Так что же Вы помните о ней? – повторила Изабель, неотрывно глядя на палача, медленно поворачивающегося к ней.

– Она была жалкой, – отрезал он, и на его лице промелькнула странная, надменная ухмылка. – Приговорена к казни за измену королю. – Он развалился в кресле, вытянув свои крепкие ноги. – Она выдавала врагу ориентиры торговых судов короля. – Говоря это, он резко потянулся к табаку, быстро закурил и выдохнул кольцо дыма в воздух. – Когда я вёз её, она села на край телеги. Помню, я попросил её пересесть в середину, ведь с краю её трясло бы немилосердно. – Он говорил медленно, глубоко затягиваясь и выпуская дым в потолок. Его низкий, хриплый голос звучал спокойно, даже отстраненно. – Но я… я хорошо сделал свою работу. Её голова упала в плетёную корзину прежде, чем она успела хоть что-то осознать. Мой сын подбежал и поднял её голову. Говорит, губы её ещё шевелились, словно пытаясь что-то сказать, а глаза… глаза всё ещё смотрели на него.

Он медленно опустил голову и замолчал, словно тень воспоминания накрыла его, затем взглянул из подлобья и его взгляд встретился с Изабель. Изабель опустила руку на колено, смрад мертвечины теперь уже не терзал её обоняние.

– Вы помните те крупные серьги? Огромный изумруд, обрамлённый россыпью бриллиантов? Говорят, она отказалась снять их даже перед самой казнью, – произнесла Изабель, не сводя с него внимательного взгляда.

– Крупные изумрудные серьги? – Он откашлялся и, бросив ещё дымящийся окурок на деревянный пол, с силой раздавил его ногой.

– Да, те самые серьги, из коллекции Екатерины Медичи. Король подарил их своей фаворитке, Женевьев де Тревиль.

Палач Жак-Анри приподняв свои густые чёрные брови, произнес:

– Помню, мадам, она действительно не пожелала расстаться с ними, даже перед лицом смерти. – Он многозначительно покачал головой.

– И Вы знаете, где они сейчас? – в голосе Изабель прозвучал неприкрытый интерес.

– Нет! – отрезал Жак-Анри.

– Ну, куда же они могли деться с её головы, отсеченной Вашей рукой, месье? – с ледяной усмешкой проговорила Изабель. Жак-Анри шумно кашлянул в кулак.

– Не знаю, мадам. Тогда поднялась такая суматоха… Люди кидались к месту казни, вымачивая свои платки в её крови, словно это был драгоценный сувенир. Другие, недовольные скоротечностью зрелища, требовали вернуть на площадь деревянную виселицу. Я убирал окровавленные опилки, мне было не до корзины с её головой.

Неожиданно в комнату вошла старуха. Шаркая иссохшими ногами, она приблизилась к столу и, впившись цепким взглядом в Изабель, поставила перед ней корзину с фруктами, придвинув ее вплотную. Жак-Анри раздраженно следил за каждым ее движением.

– Говорят, мы обираем торговцев на рынке, – произнесла она вдруг сиплым голосом, ткнув костлявым пальцем в фрукты. – Но король нашей семье дозволил брать на рынке всё, что нужно, и не платить. Мы не воруем, а люди всё ропщут и ропщут.

Она уставилась на Изабель маленькими, но пронзительными глазами, и на ее сморщенном лице промелькнуло подобие улыбки. Затем, медленно развернувшись, она растворилась в полумраке соседней комнаты, оставив после себя терпкий запах старости.

Изабель проводила взглядом удаляющуюся старуху, и ее внимание вновь приковал к себе мужчина. Он разглядывал свои ладони, словно пытаясь вычитать в их линиях давно забытую истину.

– А Ваш сын, что он помнит? – с легким раздражением спросила Изабель. Жак-Анри усмехнулся.

– Что может помнить восьмилетний мальчишка? – Он поднял взгляд на Изабель и, криво усмехнувшись, добавил:

– После казни он бегал тут весь день, с упоением показывая, как тело этой фаворитки еще два часа содрогалось в плетёной корзине рядом с ее же головой.

Изабель, к собственному изумлению, почувствовала, как подступает тошнотворная волна. Жак-Анри, заметив это, криво усмехнулся и вновь опустил взгляд на ладонь, теперь уже с показным интересом рассматривая свои ногти.

– Мне пора, – произнесла Изабель, поднимаясь с кресла. Жак-Анри одарил её холодным волчьим взглядом. Поднявшись, он подошел к двери и, словно оправдываясь, произнес:

– И у волков есть своё семейство!

Затем он распахнул дверь, и они вышли во двор, где тусклый свет факелов едва рассеивал царящий мрак. Он отворил железную калитку, выпуская её на улицу. Её кэб, словно верный пес, ожидал у обочины, кучер дремал на козлах. Она толкнула его в бок и, усаживаясь, бросила:

– Домой!

Изабель откинулась на мягкую обивку кэба, чувствуя, как привычный стук колес по мостовой постепенно убаюкивает её. В голове все еще пульсировали обрывки разговора с Жаком-Анри.

– Катрин! – воскликнула Изабель, стремительно ворвавшись в свой особняк. Спустя мгновение в дверях появилась заспанная служанка.

– Да, миледи?

– Ты была на казни фаворитки короля, Женевьев де Тревиль? – Изабель откинулась в кресле, небрежно выставив ногу в черном ботфорте. Катрин проворно приблизилась и опустилась у ее ног.

– Да, миледи, я была там, – произнесла она, освобождая ноги Изабель от сапог. – Я заняла место с самого утра. Площадь кишела народом, все ликовали, и погода стояла дивная.

Изабель раздраженно кивнула головой, словно подгоняя ее.

– И что дальше? – Освободившись от сапог, она устало откинулась в кресле.

– Эта женщина вышла, словно видение, в белом одеянии, какие-то белые ленты змеились в её волосах, огромные серьги сверкали на солнце ослепляя своими бликами, а лицо разукрашено так тщательно, словно она готовилась к балу, а не к смерти, – со смаком рассказывала Катрин. – Видно было, что она изо всех сил старалась предстать во всем своем великолепии, наивно надеясь, что король увидев ее красоту дрогнет, даруя ей помилование.