Каждое время года город поджидает беда: летом – пыль, весной – горы мусора и собачьих отходов, ярко белеющие на стаявшем снегу, осенью – ворох сухих листьев, а зимой – неизменный гололед.

Завонялов вполне соответствует названию: над городом вечно стоит фиолетовый смог из соединений фтора, фенола и бензопирена. От смога жители летом задыхаются, зимой в горле застревают льдинки. А несмышленые дети рисуют красивый фиолетовый туман над рекой.

Все же завоняловцы любят свои пенаты, поют им песни и выпивают не одну бутылку пива на бразильском карнавале.

Несмотря на абсолютную непригодность к жизни, город рос, расширялся, строил предприятия и дома. В него приезжали русские и переселенцы из азиатских республик бывшего Союза. Последние заполонили город и размножались, как тараканы.

В этом местечке работала журналисткой Дарья Мурмухаметшина. Она очень хорошо была знакома с представителями властей, с проблемами обычных завоняловцев и всегда при случае критиковала власти за бесхозяйственность и коррупцию. Журналистка по-граждански и по-женски сочувствовала обычным горожанам. Дарья многое знала о бедах и проблемах Завонялова. Ей было с чем сравнивать. Она не любила этот глухой город и хотела вырваться. К тому же личная жизнь не складывалась. Всю ее она посвятила поискам любви.

Завоняловских журналюг Дарья не уважала. Она давно потеряла к ним интерес. Мимолетные интрижки ее не удовлетворяли. Три месяца – и вспыхнувшая страсть угасала. Местные журналисты были, по ее мнению, неграмотные хамы. С лучшими из них она давно уже пофлиртовала, и осталось… да почти ничего не осталось.

Как-то случай свел ее с известным местным писателем Зайкиным, прозванным Зайкой. Зайке уже было за шестьдесят, ему не везло в жизни. В молодости он познал славу. После первых повестей, рассказывающих о пациентах психиатрической больницы, где работал врачом, Зайкин обрел почти всероссийскую известность. Но слава вскоре показала хвост. После московских изданий ныне приходилось перебиваться завоняловскими издательствами, выпускавшими не то, что он хотел и мог писать, а то, что нравилось председателю Застарьеву Да и книжки выходили не тридцати-, а пятитысячными тиражами.

Фалалею Никодимычу были чужды психологические изыски молодого коллеги. Он весьма далек от этих тонкостей, ему ближе военная или деревенская тематика.

Сначала Алик Зайкин в угоду суровому Никодимычу строчил романы о русских бабах и мужиках, оказавшихся в городе и растерявшихся в урбанистическом хаосе. Это было интересно, своеобразно… но …Фалалею не понравилось. Тогда Зайка переквалифицировался на другую тему. Описал с щемящей нежностью свое послевоенное детство. Нарисовал картину столь трогательно и возвышенно, что вызвал зависть старика. Застарьев втихомолку организовал серию статей в местных печатных средства (которых всего-то было два: «Засранский рабочий» и «Засранский комсомолец»), да пару передач на радио, где он вел собственную передачу «Встречи с Застарьевым». Маститый писатель обвинил молодежь в искажении исторической правды, в буржуазном индивидуализме, отходе от классического соцреализма. В 80-е годы это было равносильно политическому убийству. Началась травля молодого писателя. А результате вскоре о Зайкине забыли. Он прочно выпал из обоймы. На банкеты, партсобрания не приглашали, тонких книг не печатали. Как жить?

Ничего другого, кроме словотворчества, избалованный писатель уже не хотел делать, психиатрическую клинику ненавидел. Пришлось стать репортером. В редакции бывший психиатр писал на любые темы: социальные, экономические, культурные, о трудовых достижениях заводчан.