Робби трет глаза. Наверное, и тогда, еще ребенком, он их так тер. Не в силах сдержаться, Кэл протягивает руку и прикасается к ладони паренька. Но тот подпрыгивает как ошпаренный.

– Извини. – Кэл убирает руку.

Это все равно что приручать дикого зверя. Как он себя поведет – адекватно или нет, – не угадаешь. Единственное, что он видит, – это страх.

Но все-таки прикосновение подрывает самообладание Робби. По его лицу ручьями текут слезы, и вид этого выплеснутого наружу страдания настолько потрясает Кэла, что у него в глазах тоже возникает резь.

– Вы можете… – грудь Робби поднимается от всхлипа, – …помочь найти того… кто это… сделал? Пожалуйста…

Слышать подобные слова при личной встрече еще тяжелее, чем читать жалостливые письма, которые непрерывным потоком приходят на его электронную почту.

– Робби, – ласково говорит Кэл, – мне очень жаль, что твоя мама погибла. Правда, очень жаль. – Разве можно вложить в слова достаточно сочувствия, когда отвечаешь «нет»? – Это ужасно – потерять ее в таком раннем возрасте. Но я не смогу тебе помочь. Я здесь ненадолго, приехал в отпуск, всего на несколько дней. Я не тот человек, на которого тебе стоит рассчитывать.

– Нет, вы должны помочь. Должны, – говорит парень. – Никто больше не сделает этого. Они все ее забыли, живут дальше, а я не могу.

Кэл обменивается обеспокоенным взглядом с Шоной. Голос Робби становится выше, его лицо пылает в лихорадочном возбуждении, продолжая искажаться. Он вновь превращается в того безумца в баре.

Шона поглядывает на часы на стене. Кэл понимает, на что она намекает. Уже поздно, слишком поздно для того, чтобы вести рациональный разговор на такую тему. Ему не следовало впускать парня в коттедж.

– Робби, как звали твою маму?

Юноша берет себя в руки:

– Брайони. Брайони Кэмпбелл.

Кэл позволяет молчанию затянуться на несколько секунд. Пусть это имя повисит в воздухе между ними. Образ женщины проскользнет и исчезнет.

– Послушай, Робби, я не могу расследовать смерть твоей матери. Мне очень жаль. Но завтра, если захочешь, мы можем встретиться за чашкой кофе, и ты расскажешь мне о ней. Может быть, я предложу тебе какие-нибудь варианты на тот случай, если ты захочешь попытаться добиться того, чтобы дело вновь открыли.

Робби впивается в него изумленным взглядом: в покрасневших глазах проблескивает крошечная искра надежды.

– Вы встретитесь со мной, правда? Я могу вам рассказать все…

– Я знаю, что можешь, Робби. Но сейчас уже очень поздно, я не могу мыслить ясно. Я устал. А это важно, все нужно обмозговать как следует. Тебе потребуются бумага и ручка, чтобы записать все, что тебе известно.

Робби кивает.

– Значит, договорились. Сейчас нам надо отвести тебя домой, а завтра мы встретимся, хорошо?

– Хорошо.

– Где твой дом, Робби? Где ты живешь? – Теперь, когда они договорились, к ним подходит Шона.

Парень смотрит на нее так, словно до этого момента даже не осознавал ее присутствия. Единственным человеком, на кого он смотрел, был Кэл.

– За околицей. Но Том разрешает мне ночевать в пабе после поздней смены. Я могу вернуться туда. – Робби стремится им угодить, ждет одобрения Кэла. Что-то в этом пареньке задевает его за живое, пробуждает в сердце жалость.

– Хочешь, мы проводим тебя?

Робби мотает головой:

– Не надо, я сам доберусь. Не переживайте за меня. Во сколько встречаемся завтра?

– Давай около десяти в той маленькой кофейне по пути?

– «У Энни»?

– Да, там. – Кэл не уверен, что это та самая кофейня, но деревушка небольшая – они найдут ее.

– Вы не забудете?

Вопрос паренька выдает столь знакомое Кэлу опасение, что люди способны подвести тебя, что надежды окажутся напрасными. Он пытается спровадить Робби, это правда. Но он не собирается его кидать.