– Ну… Я подумала, что мы могли бы забирать их по очереди. Могли бы нанять няню, – терпеливо объясняет Брайони. – Это реально, другие люди могут делать это за нас.

Произнося эти слова, она вспоминает местных женщин, примерных мамаш. И ее доводы будто теряют силу. Энгес фыркает:

– Брайони, я на такое не пойду. У меня серьезная работа, я вынужден даже не ночевать дома раз в неделю. Как отнесется мой работодатель к тому, что я начну отпрашиваться? Постоянно. Как это скажется на моей карьере, на моей работоспособности и зарплате?

«А как же моя карьера, мое желание работать и зарабатывать?» – хочется ей выкрикнуть мужу в лицо. Но Брайони лишь тихо говорит:

– Энгес, я несчастлива.

– Человек не может быть счастлив всегда, Брай. Это погоня за радугой. – Энгес пожимает плечами. (О господи, ей опять предстоит выслушать лекцию о тяжелом труде матери…) – Тебе и так приходится нелегко, пока мальчики маленькие. Возможно, через несколько лет, когда они оба станут постарше и полностью освоятся в школе, ты сможешь взять себе какую-нибудь подработку здесь. Надо просто пережить этот период.

Муж гладит ее по колену, и все внутри Брайони сжимается от его прикосновения. До чего же мерзко! Отвращение вот-вот выплеснется наружу. Ей не нужна подработка, которую можно найти здесь. Она хочет быть юрисконсультом. Как раньше. Жизнь мужа не изменилась совсем, а ее жизнь поменялась кардинально. И хуже всего то, что она на это согласилась, стала жить по-другому, а теперь не может распутать клубок. Брайони вспоминает их старую тесную квартиру с узкими лестницами, по которым невозможно было поднять коляску, и поражается тому, как сильной ей хочется вернуться туда. Это несправедливо…

– И вообще, – вновь заговаривает муж. – Ты можешь себе это вообразить?

«Вернуться назад?» – пожимает она плечами.

– Что ты имеешь в виду?

– Тех людей, которых ты обычно представляла, Брайони.

Она смахивает слезы с лица, ощущая себя так, словно она в стеклянном сосуде. Она бьется о его стенки, чтобы ее услышали.

– Это были весьма колоритные люди.

Желание занять оборонительную позицию разрывает ее на части. Хотя Энгес прав. Некоторые из ее клиентов балансировали на грани порядочности. Они готовы были преступить рамки дозволенного. В ее практике бывали инциденты, в большинстве случаев связанные с одним человеком – Сэлом Эллисом. Это бывший жулик, понюхавший пороху, с кучей денег и жаждой завоевать себе репутацию законопослушного магната – владельца разной недвижимости. Брайони привыкла к его грубоватой, порой даже бесцеремонной манере общения. А еще к старым грязным пабам, в которых он предпочитал встречаться с ней. Да, некоторые из его помощников были куда менее дружелюбны. Но она всегда ощущала отцовскую опеку Сэла. Знала, что она под его защитой.

Энгес усмехается:

– И это не всё. Ты разве забыла, как мы три месяца заглядывали под машину в страхе, что нам подложили бомбу?

– Это было недоразумение. Недопонимание. На самом деле нам не угрожала опасность.

Воспоминание о том, как на седьмом месяце беременности она вставала на четвереньки, чтобы заглянуть под автомобиль, быстро всплывает в голове. И Брайони с изумлением понимает, что испытывает ностальгию по тому дерьмовому и страшному времени.

Энгес всегда относился к ее работе с высокомерием, если не с презрением. Брайони знает, что он считал своих чистеньких корпоративных клиентов на голову выше ее заказчиков. Раньше это совершенно ее не волновало, но теперь ей хочется защитить свое прошлое. Они с мужем когда-нибудь заводили разговор о том, чтобы она отказалась от работы раз и навсегда? Или оба допускали такое развитие событий? Что-то она не припомнит. Сейчас, оглядываясь назад, Брайони осознает: все, что происходило после рождения Робби, выглядит смутным.