Вскоре возникли новые трудности – наши машинные масла оказались непригодными для столь низких температур. Поставляемых с родины устройств по предварительному прогреванию не хватало. К тому же для многих видов масел они не подходили, зато в избытке потребляли бензин, в котором и так ощущался недостаток. Коробку передач и дифференциал[63] эти устройства тоже прогреть не могли. В результате если даже удавалось при помощи разных трюков мотор завести, то при включении скорости из-за густого масла в коробке он моментально глох. Аккумуляторы постоянно садились, и их приходилось выбрасывать чуть ли не партиями. Естественно, что все жалобы стекались ко мне, как офицеру, отвечавшему за техническое состояние машин. Но, несмотря на все проклятия, которыми меня осыпали, ничего поделать со столь паршивой погодой я не мог.

Когда с горем пополам к 1 декабря 1941 года на своем участке фронта мы все же подготовились к дальнейшему продвижению вперед, нас ожидал большой и очень неприятный сюрприз – русские выдвинули совсем свежие силы. Вскоре мы узнали, что это были хорошо отдохнувшие, великолепно обученные и прекрасно вооруженные сибирские дивизии, которые сорвали на нас всю свою злость.

Русская железнодорожная сеть, связывавшая центр страны с Сибирью, оказалась развитой намного лучше, чем мы тогда предполагали и о чем нам докладывали. Как бы то ни было, противник продемонстрировал нам свои великолепные организаторские способности.

Для прорыва упорного сопротивления русских с нашей стороны планировалось применение новых крупнокалиберных реактивных установок. Их боевые головные части наполнялись жидким воздухом, что должно было создавать огромное поражающее воздействие[64].

Как-то раз на нашем участке фронта несколько таких установок открыли огонь. Они заряжались снарядами высотой с человеческий рост, которые выглядели как авиационные бомбы. Мы сразу же предприняли на этом месте атаку силами пехоты, подтвердившую пробивное воздействие и взрывную силу такого оружия.

Итак, в действие вступили новые средства уничтожения. Реакция же противника явилась для нас полной неожиданностью. Русские пригрозили в случае повторного применения нами этого оружия начать войну с использованием боевых отравляющих газов. Удивительным образом, но по крайней мере на нашем участке фронта дальнейшее применение таких мин было прекращено и даже запрещено.

Тем не менее через несколько дней нам удалось прорвать фронт противника, и мы вновь двинулись вперед. Только на этот раз у неприятеля появился новый союзник – зима. Слой снега был небольшим, но тридцатиградусный мороз доставлял нам больше неприятностей, чем все войска противника, вместе взятые. Мы не переставали удивляться нашим русским помощникам, легко переносившим даже такие жуткие морозы и ставившим на ход доверенные им машины.

В то время среди немецких солдат стала ходить злая и наполненная черным юмором шутка: «У нас появился новый противник! Это святой Петр, отвечающий за погоду на Земле. С октября он вступил в коммунистическую партию. За такое грехопадение его вознаградили, записав в число ее основателей. Так что тепла ожидать не приходится».

Сначала жидкая грязь, превратившая почву в сплошное болото, теперь пронизывающий насквозь холод – это было уже слишком!

По ночам в лесу на привале, несмотря на строжайший приказ, запрещавший разжигание костров, мы разводили огонь и ложились на снег, рискуя поджариться спереди и замерзнуть сзади.

Столь резко и неожиданно наступившая русская зима весьма угнетающе воздействовала на моральное состояние немецких войск. В сознание то одного, то другого солдата стали закрадываться сомнения относительно успешного завершения предпринятого в октябре наступления. И в этот важный с психологической точки зрения момент по радио с родины начали передавать весьма правильную новую песню. Солдаты буквально облепляли немногочисленные войсковые радиоприемники, когда в динамиках раздавалось: