, как они говорят. Чужаки.

– А девочки? Они тоже чувствуют себя аутсайдерами?

– Сиена нет, скорее всего, потому, что у нее парень-итальянец. А Пэрис да. Потому что она ненавидит Италию. Я беспокоюсь за нее. Она никогда ничего не говорит, только пишет что-то в дневнике. И она такая худенькая.

– Может, она просто из тех людей, которые не толстеют, – сказала Петра, протягивая за стаканом свою похожую на палочку руку.

– Да, может. Как ты. И не как я. Я за последние недели, должно быть, килограммов пять набрала. Все это заедание горя. И алкоголь. Жизнь в раю. Если б они только знали!

– Тебе нужно написать настоящую историю, – посоветовала Петра. – Не эту чушь про закаты и росу ранним утром.

Эмили вздохнула.

– Я не могу. Люди перестанут читать колонку, а сейчас это мой единственный источник дохода.

– Но Пол же богатый, разве нет? Он не оставит тебя без средств к существованию.

– Я не знаю. Поэтому я хочу встретиться со своим бухгалтером. Ты знаешь Пола. Это все показуха: занял здесь, занял там. Он кажется успешным бизнесменом, но я не знаю, так ли это на самом деле.

Петра признала, что Пол был именно таким, припомнив его в былые времена, с его спортивными машинами и дизайнерскими костюмами.

– Его манжеты, – вспомнила она, – всегда были белоснежными.

– С запонками, – добавила Эмили.

– Да, с запонками, – согласилась Петра. Наклонившись, она подняла Гарри, который спал на диване. Эмили недоумевала, почему Петра не уложила Гарри спать, когда она унесла Чарли наверх. Джейк, довольно счастливый, ушел спать один, сказав, что будет читать до самого отбоя, но Гарри разрешили играть внизу, что он и делал, пока не уснул, сжимая в ладошке игрушку – «Паровозик Томас». На щеках остались крошечные ямки от колес.

Когда Петра спустилась вниз, Эмили задала вопрос. Тактично, как она надеялась.

Прежде чем ответить, Петра налила себе еще вина.

– Гарри особый ребенок. Ты, должно быть, заметила.

Эмили, которая думала о Гарри только как об угрозе для Чарли, смогла лишь слабо повторить:

– Особый?

– Аутизм, – кратко сказала Петра.

– Не может быть!

– Да.

Петра опустилась на колени и начала убирать железную дорогу. Когда она заговорила, голос звучал устало, словно она это повторяла уже тысячу раз.

– Видимо, одержимость паровозиком – уже почти диагноз аутизма. Говорят, дело в больших пустых лицах. Детям с аутизмом их легче воспринимать. Легче, чем человеческие, во всяком случае.

Эмили не знала, что сказать, поэтому она опустилась к Петре и помогла разобрать дорогу и разложить вагоны по коробкам.

– Смотри, чтобы все лежало в определенной коробке, – предупредила Петра. – Он с ума сходит, если это не так. Это тоже из мультика про Томаса. Все на своем месте, у всего есть имя и номер. Аутистам это нравится.

– Как давно ты узнала об этом? – спросила Эмили, спешно вытаскивая вагончики Энни и Кларабель из коробки.

– Около шести месяцев.

– Почему не сказала мне?

– Ну, это не то, о чем говорят по телефону, не думаешь? Или по почте.

– Я рассказала тебе о разводе.

– Это другое. Люди разводятся постоянно. Я развелась. Не то чтобы это был именно развод, но все равно. Дети – это другое. Все хотят, чтобы их отпрыски были идеальными. Лучшими, умнейшими, милейшими. Я помню, как гордилась Джейком, когда он научился читать в четыре. Гарри даже не знает, с какой буквы начинается его имя.

– Но дети с аутизмом иногда… – Эмили остановилась, не зная, как продолжить, чтобы успокоить ее и не читать нотации.

– Умные? – мрачно улыбнулась Петра. – Хороши в математике? Только, пожалуйста, бога ради, не говори ничего про «Человека дождя»