– А чего же добрым людям и не подсказать.

Он подробно рассказал, как выехать с посёлка на трассу, как проехать по ней ещё несколько километров до тех пор, пока не покажется православный крест и стела с указанием «Пятиморск».

– Спасибо большущее, отец, – поблагодарил старика Сергей. – Сам давно тут живёшь?

– С самого рождения, – отвечал тот, – вся наша семья по отцу из Карповки. Одно время обитал в городе, но душа всё равно рвалась обратно, в родные края.

– А сколько лет посёлку? – спросил я.

– Да уж больше двухсот шестидесяти. Здешние земли принадлежали генералу одному. Карпу Денисову. Слыхали такого?

Белянский улыбнулся и помотал головой. Катя опустила глаза, а я деликатно промолчал.

– Да откуда же вам его знать – эх, молодёжь, – хмыкнул мужчина. – Так вот, в стародавние времена Карповку населяли крепостные крестьяне. Они тоже были пожалованы Денисову. Когда-то в слободе было сто сембдесят дворов. Вот. А сейчас, дай бог, тыща триста человек живёт. И это вместе с хутором Дмитриевкой.

– Ого! – воскликнула Катя. – А по пустынным улицам так не скажешь.

– Так вы же когда приехали, – рассмеялся наш собеседник, – вы бы ещё в ночи сюда пригнали. Все же спят ещё.

– А сам чего же в такую рань подскочил? – заметил Сергей.

– Как чего? В церковь, ясно же. В храм лучше всего с утреца пораньше сходить, помолиться, попросить…

– И церковь, поди, старинная? – уточнила Катя.

– А как же – самая что ни на есть старинная. Хотя, – старик подмигнул, – с печальной судьбой.

– Большевики, – догадался я.

– Ага, – кивнул дед, – они самые. Только до сих пор в толк не могу взять: ну, революция, Ленин, коммунизм – церкви−то чего было трогать? Мешали они что ли?..

– Риторический вопрос, отец, – произнёс Сергей.

– Ась? – смутился наш собеседник, очевидно, услышав диковинные для сельского жителя изречения.

– Так чего же сталось с церковью? – теряла терпение Катя.

– В советское время здесь был то клуб, то госпиталь для раненных бойцов в Сталинградскую битву, – перечислял старик, – после войны устроили склад для зерна и овощей. Часть церкви разобрали, чтобы выложить дамбу через реку. Сильно тогда пострадала и колокольня.

– Но восстановили же, вернули людям божий дом, – заметил Сергей, глядя на церковь, и величественно подняв руку вверх словно древнеримский оратор на ростре.

– Ты думаешь, что всё так быстро произошло, – осуждающе ответил ему старик.

Он посмотрел на церковный купол, освещённый восходящим солнцем, и казалось, будто от него расходятся потоки лучистой энергии.

– Целых шестнадцать лет, – чуть слышно заговорил старик, – долгих шестнадцать лет. Её строили заново. Отстраивали. Я тогда как раз вернулся в Карповку. Как сейчас помню – две тысячи седьмой год был. Всем миром строили церковь. И вот, – он развёл руками, словно представляя нам возрождённый храм.

Катя, с детства приученная к православным традициям, всегда любила Бога. И в церкви, что у дома, молитвы читала с таким усердием, что не замечала ни посторонних звуков, ни времени. Она с благоговением смотрела на храм в Карповке, слушая рассказ мужчины. Кате подумалось, что она могла бы жить в каком−нибудь из этих домов, что напротив церкви. Каждое утро ходить в неё и молиться, благодаря Господа за каждый посланный ей день и за те испытания, что ей довелось пережить и что сделали её только сильнее. За несколько секунд Катя прожила в Карповке целую жизнь. Каждое утро после храма она мела крыльцо дома, хозяйничала в огороде, а в саду между яблоневыми и грушевыми деревьями развешивала только что постиранное бельё; каждый вечер она накрывала в саду стол и к ней приходили друзья. Они ели птицу, овощи и фрукты, выращенные Катей, разговаривали и пели романсы. А после, когда Луна висела в чёрном небе, Катя провожала гостей и желала им доброй ночи, затем в своей уютной спальне, где были высокие потолки, сверкали натертые полы и оконные стекла, засыпала под дивную песнь соловья.