Седьмое небо Вторая книга Комбат Найтов

Эскадрилья АСС базировалась в «Ласточке», два ближайших аэродрома в Чимкенте и Актюбинске, при чем «Ласточка» и Чимкент покрытия не имели. Дожди здесь редкость. Расстояние 660-680 километров, довольно большое. Место приземления: в районе Чирик-Рабата на пересыхающий протоке Джана-Дарья, поросшей черным саксауловым лесом и плотными зарослями камыша. В этом месте в середине 50-х еще встречались тигры. Зря шпион туда пошел! Но, там была вода. Чуть больше 1000 лет назад в этих местах жили люди. Во времена малого оледенения воды в Сыр-Дарье было гораздо больше, и на этой реке стояла крепость, говорят, сакская. Кто его знает, обнаружил ее археолог Толстых в 1946 году. Сам самолет пролетел чуть дальше и упал у Сыр-Булака. Там тоже неподалеку находился «крупный город» Джент. Тогда Аральское море называлось Джентским. Давно это было! Многочисленные протоки дельты Сыр-Дарьи сейчас теряются в Приаральских Кызыл-Кумах. Впрочем, в 1955-м, когда проходили эти события, река еще была полноводной. Только добраться до воды было сложно: на улице мороз, где-то тридцать градусов. Маловодные реки здесь промерзают до дна. А одет был шпион не по погоде: короткая меховая куртка летного состава USAF, поверх высотно-компенсирующего костюма. Ботиночки, без меха, и тонкие носки. Его пришлось срочно переодевать и переобувать, заодно лечить от обморожений. Проще было бы подать сигнал бедствия, меньше бы пострадал. Товарища господина шпиона, с перебинтованными руками, ступнями ног, и распухшим обмороженным лицом, мы доставили в «Ласточку», там была неплохая камера для офицерского состава на гауптвахте, куда задней стороной выходила печка-голландка караульного помещения. Был кран с холодной водой и две кровати, зацементированные в бетонный пол. Единственное окошко, с решеткой, находилось на высоте 2,5 метра, и выходило на будущий город Ленинск и камыши вдоль Сыр-Дарьи. Поселок «Заря» находился в 32-х километрах и в другой стороне. Было видно две антенны ЦУПа, если хорошо присматриваться, и не через окошко в камере. И всё! Сам поселок Ласточка – около пятнадцати одноэтажных типовых домиков для летного состава. Несколько двухэтажных деревянных, «многоквартирных»: восемь комнат на двух этажах. Клуб и несколько казарм, для солдат и младшего командного состава. Ласточка строилась зимой сорок первого как аэродром подскока для продукции Ташкентского филиала завода № 84-Т. В то время в полках были, в основном, сержанты-летчики, со сроком службы пять лет. Казармы строились для них. Одну казарму перестроили под «Универсам»: было «модно» тогда, из Ленинграда пошло. Слева – «Галантерея», «Военторг» и, даже, мебель, справа «Гастроном». Но, несмотря на название, самообслуживания там не было. В каждом отделе – продавцы, а не консультанты. Через тротуар: «Мясной отдел», но там еще и овощами торговали. За ним – клуб, библиотека, музей полковой Славы. Все как положено по уставу. В 1943-м летно-технический состав распрощался с сержантскими погонами и стал офицерским. Появились семьи, дети. Детские ясли и детский сад были некогда тоже казармами, но это не мешало персоналу выполнять свои обязанности. Средняя школа и больница находились на станции Тюра-Там. Вдоль железной дороги было несколько аэродромов с однотипными постройками и проблемами. Все они строились примерно в одно время. В отличие от поселков с коренным населением, эти были «зелеными», засаженными деревьями, кустами, ухоженными клумбами с цветами. Местные – деревья не высаживали, пускали все на топливо. Цвет таких поселков был серо-коричневым. Саманные дома даже не белились, тротуаров не было. Не было заборов вокруг домов. Поселения напоминали о том, что жить в этих местах практически невозможно: пустыня! Экскурсию мы не устраивали, клиент был не в том состоянии. А полоса в Ласточке – короткая, 1100 метров, грунтовая. Ангаров нет, а холодрыга стоит знатная! Пришлось гнать сюда «С-117D», трофей из Вьетнама, у которого системы подогрева масла и топлива были встроенные. На нем «нас» и отправили в Москву. Нас, потому, что меня и Пауэрса отправили одним бортом. Кроме нас, было двое офицеров из КГБ и четверо солдат-пограничников во главе с сержантом. Присутствовал врач эскадрильи Саша Попов. В этой машине были нормальные самолетные кресла, установленные правильными рядами. Пауэрс уже сотрудничал со следствием и много чего рассказал о команде «10-10». В том числе о том, что специально не воспользовался катапультой, так как его кресло было снабжено 1,4 килограммами пластида, для полного разрушения кабины самолета. Экипировка не позволила ему долго находиться в зимних песках. Он не стал выбрасывать из своего снаряжения ничего, сдал даже иголку с ядом кураре, средство «от пыток». Знакомство с местным климатом ему пошло на пользу. «Черную акулу» он видел в журнале «Тайм». Мой самолет им обнаружен не был, аппаратура не позволяла принимать импульсы короче 3.01 сантиметра, 10000 кГц. Но пламя от форсажа – видел, то есть знал, что рядом с ним находился кто-то с реактивным двигателем. Сам я летел этим самолетом из-за того самого маневра. Садиться пришлось на незаконченную полосу в Крайнем, что-то подсказывало мне, что с машиной не все в порядке. Не вышел тормозной парашют, чуть не выкатился с полосы. На полосе Ласточки пришлось бы метров 500 катиться по пустыне. Кроме того, отказал турбостартер двигателя, машину было не запустить. ТЭЧ – отсутствовала за ненадобностью. Кроме транспортников здесь никто не базировался. Это был аэродром подскока и «плохой погоды», пока на него не обратило внимание ГАУ. Этот «Т-49» пришлось паковать и везти обратно по «железке». Эдик Элян так надулся, когда ему об этом сообщили! Его впервые поставили ведущим испытателем, а я его безлошадным сделал. Самолет в серию так и не пошел, но совершенно по другим причинам. Да, перехватчики – не истребители, им резкие маневры «вредны для здоровья». Но ничего другого у нас не было! Новый локатор позволил сбить «U-2».

«Дома» тоже досталось из-за «нарушения режима секретности»: дескать, надо было в Чимкент лететь. А он был на пределе дальности, да и экипажи всю ночь летали, искали этого стервеца. А это на самой малой высоте, фарами землю подсвечивать приходилось. Найди мы его через час-полтора – неизвестно: выжил бы или нет. С зимней пустыней шутки плохи! «Сам», тоже, порадовал, запретив летать! Дескать, не для того я тебя на эти должности поставил, чтобы ты за нарушителями границы гонялся. Должен у тебя быть «лейб-гвардии» личный резерв.

– Тащ Сталин, ну, набрали мы отряд космонавтов, так с инженерным образованием там всего два человека. Других – нет. Не выросли ещё (кстати, Юрия Гагарина в этом отряде не было, он только поступил в Оренбургское училище, на первом курсе учится).

– Да что ты мне рассказываешь! Это мне известно.

– Требуется переводить училища на выпуск инженеров, как инженеров-техников, так и инженеров-летчиков.

– Вот и переводи, если требуется! – резко закончил разговор со мной Верховный. Но через два дня без разговоров подписал указ о том, что все летные и четыре технических училища ВВС с первого сентября 1956 года становятся высшими учебными заведениями. Я, по неволе, вспомнил 1961-й год и указ Хрущёва об увольнении в запас 1 200 000 человек, большая часть которых увольнялась из рядов ВВС и ВМФ. И под который чуть не попал отец, которому удалось «отсидеться» на той самой «Ласточке», командуя Аварийно-Спасательной Службой космодрома и ракетной дивизии. Они не числились летчиками несколько лет, пока Хрущева не сняли, носили черные петлицы с пушками, считались ракетчиками. Летные отпуска и надбавки, естественно, не полагались, как и питание по летной норме. Экономия бюджета! Иначе не сможем Патрисов Лумумбов и Жозефов Мобуту в Конге поддерживать! Под нож пошли базы снабжения флота, зато Асуанскую плотину начали строить. А оно нам надо? У нас своих не хватало!

Что касается «больших ракет», то первый успешный запуск «Р-12» состоялся 1954-м году, вместо спирта использовались горючее ТМ-185, тяжелое топливо, близкое к скипидару, и «тридцатка», в качестве окислителя, пероксид водорода. Двигатели почти не претерпели изменений, это были двигатели Глушко, но с химическим зажиганием. Двигатель начинал работать на «стартовом топливе», самовозгорающемся, после небольшого разогрева, туда начинала поступать маршевая смесь. Система оказалась очень надежной. Первые ступени всех легких ракет стабильно использовали именно такую конструкцию. Первые баки были изготовлены в Ленинграде и переданы вместе с технологическим оборудованием на «ЮжМаш» в Днепропетровске. Сам я, увы, слишком поздно подключился к этой программе, когда уже не было возможности что-то изменить. Будем менять конечные условия.

Вторую ракету Янгель делал совместно с бюро Макеева, так как требовалась ракета для подводных лодок. Ему удалось перетянуть на «ЮжМаш» ОКБ-3-88, вместе с его главным конструктором Севруком. Я этому мешать не стал, но предупредил Севрука, что это – командировка, чтобы ускорить появление двигателей на более перспективной паре: НДМГ + АК27И. Москва ему больше нравилась, и я пообещал ему квартиру не в Калининграде, а в Москве на Ленинградском шоссе. Здание уже начало строиться. Приходилось и такими вещами заниматься, так как со строительством дела пока шли не слишком хорошо. Предложение о строительстве домокомбинатов, увы, не прошло. Сталин не хотел превращать города в «человейники» (я, правда, придерживался иного мнения, но, инициатива поддержки не получила). Кирпич и индивидуальный проект для каждого здания. Исключения допускались, но не более, чем на один квартал застройки.