– Просто вдруг стало интересно, – ответила я, стараясь как можно невиннее улыбнуться, но это не помогло.

– Ты забыла, – проговорил Маркус, сверля меня своими колючими серыми глазами, – Я слишком давно тебя знаю. Тебе будет сложно меня обмануть. Так что рассказывай все как есть.

Не выдержав натиска его пытливого взгляда, я поделилась историей своего неудачного ночного дежурства со старым другом.

– Сегодня со мной произошло что – то странное, – прошептала я, отведя взгляд в сторону, словно нашкодивший ребенок, – Я не выполнила приказ.

Глаза Маркуса округлись, в комнате повисло тяжелое молчание.

– Ты шутишь? – спросил он, будто не веря своим ушам – Ты хочешь сказать, что ты…

– Я не забрала душу смертного, – договорила я фразу, и почувствовала, как уже знакомая холодная волна паники снова растеклась по моему телу.

Маркус смотрел на меня, не отрываясь, пытаясь понять, говорю ли я правду или это всего лишь злая шутка. Но такими вещами не шутят.

– Но, как это? – бормотал он, – Как это произошло? Почему ты это сделала?

– Я не смогла, – тихо ответила я.

– Не смогла? – задумчиво продолжил он фразу, – Ты понимаешь, что теперь будет? Это же саботаж! Тебя объявят дезертиром и казнят! О чем ты думала?

– Я до конца не уверена в том, что приговор вынесен верно! – твердым голосом ответила я, стараясь прогнать от себя новую порцию ужаса, что уже тянула к моей спине свои когтистые лапы.

– Приговор не может быть неверен! – перебил меня Маркус, и его голос надломился, – Ты знаешь, что там не ошибаются!

– Да, – возмутилась я, – Но не в этот раз. Если бы ты видел осуждённого, то понял бы меня. Я знаю, о чем говорю. Я много кого сопроводила за время своей службы, и поверь мне, научилась различать грешников. Но здесь совсем другое. Этот смертный не заслужил седьмого департамента.

– Седьмого департамента?! – воскликнул мой приятель во весь голос, от чего я вздрогнула.

– Тише … – прошептала я, стараясь успокоить Маркуса, а сама невольно взглянула в сторону белого тумана на деревянной двери, мысленно прикидывая, сколько времени у меня еще осталось до того, как он полностью растает.

Маркус, схватившись за голову, отвернулся к стене, пытаясь придти в себя после услышанного.

– Ты в один день нарушила все, что только возможно. Одно дело ослушаться воли Совета, а другое… Седьмой департамент!

– Я должна объяснить им, что они допустили ошибку.

– Габриэль, опомнись! – закричал он, уже не сдерживая себя, – Тебя не станут слушать! Даже зная, кто ты, Совет не пойдёт на пересмотр. Никогда!

– А, если я предоставлю неоспоримые доказательства? – уверенно сказала я, доставая из под ворота мундира тетрадь своего подопечного.

– Что это? – удивлённо спросил Маркус, разглядывая измятые белые листы.

– Это рукописи смертного. Взгляни.

Маркус долго изучал рисунки, оставленные на листах бумаги осужденным на страшный исход человеком.

– Прочти здесь, – сказала я, указывая на последнюю страницу измятого дневника, – Что скажешь?

Маркус молчал, внимательно вглядываясь в каждую букву.

– Тебя все равно никто не допустит до пересмотра. Прости, но придётся смириться.

– И осудить невиновного? – воскликнула я, – Это не то, для чего я служу в канцелярии.

Маркус ничего не ответил. Он лишь снова и снова рассматривал измятые страницы, исписанные мелким почерком, и о чем-то напряженно думал.

– А как бы ты поступил на моем месте? – нарушила я молчание, – Не сомневаюсь, что так же.

– Габриэль, пойми, – продолжил Маркус, – Совет слишком дорожит своей репутацией, и будь ты хоть тысячу раз права, он никогда этого не признает, тем более публично. Incolumis lex (* лат) «нерушимость закона», один из столбов, на котором держится вся система.