Когда вышли из загса, жизнь приняла их в свои объятия. Солнце щедрой рукой рассыпало свежесть по траве, веткам деревьев, на полянки, крыши домов, души людей. Она встала в этот перезвон неги и счастья, забыв земное и тленное, закружилась от восторга…
К реальности ее вернула фраза мужа:
– Быстрее, быстрее, опаздываем. Путь не близкий из Красноярска в Иркутск…
– Да, поспешим…
Шумная толпа разместилась по машинам и победоносным шествием подкатила к крыльцу только что отстроенного дома. Ирочке он казался дворцом. Все в нем пело, сияло, искрилось. Ни пылинки. Чистота, простор, свежесть. Это великолепие подарил Славику его папа для них, двух влюбленных.
Завтра рано утром они улетают к ее родителям. А сейчас – веселье, сборы, тихая светлая радость. Она не одна, их уже двое: муж и жена. Как сложится их жизнь? Дал бы Господь любовь и взаимопонимание… Живо представила своих родителей, жалеющих друг друга. Главой семейства оставался отец, но мама его обожала.
– Что это ты загрустила, дорогая?
– Соскучилась по родителям. Жаль, что их не было на нашем торжестве. Мама болеет, а папа боится оставить ее без присмотра. Как прекрасно, что существуют такие отношения между людьми, и как грустно – их нет рядом…
– Любимая, я понимаю тебя, разделяю твои чувства. Мы не виноваты – дату регистрации назначили именно на сегодняшнее число.
– Я не упрекаю тебя, но…
– Что же это за но?
– Раньше так не делалось. Если происходило что-то из ряда вон выходящее, переносили день свадьбы.
– Дорогая… – Славик решил возразить и вдруг, махнув рукой, словно зачеркивая что-то, попросил:
– Не будем пока об этом, хорошо?
– Да, да.
– А сейчас спустимся к застолью, а потом соберем необходимые вещи и – в дорогу.
Чтобы быстрее попасть к ней домой, они летели самолетом. Сначала покачивало. Ей было невообразимо страшно, когда срывались в воздушные ямы. Замолчав, читала молитву «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха Нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща и беса полуденнаго…» (Пс.90) Всегда, когда чего-то боялась, читала про себя этот псалом.
Постепенно болтанка и страх отступили. Монотонно-однообразное жужжание в ушах, сердце. Утомившись, склонила голову к плечу супруга и уснула, держась за поручни кресла. В голове все перемешалось: явь, сон. Вздрагивая от напряжения, просыпалась, вновь впадала в забытье. Угнетала какая-то затягивающая в сонную тину дремота.
В одну из встрясок, сквозь полусон, увидела, что Славика нет рядом. Она отдаляется от него вместе с креслом вниз. Едва мелькнув, его искаженное и залитое кровью лицо, исчезло. Решив, что это галлюцинация, резко встряхнула головой. Нет, она не спала. Все куда-то катастрофически отстранялось. Ира падала, вжавшись, вцепившись в сиденье. Падала, падала, падала вниз, живая, перепуганная, дрожащая. Только молитва ручейком сбегала с помертвевших губ. Замерла, силясь что-то осмыслить, и не понимала. В голове бился страх. Потом сердце сковал ужас – лишь бы не выпасть из кресла и не забыть слов псалма. Она пролетала над тайгой – чужой, устрашающей, как ее теперешняя жизнь – пустая, бессмысленная…
Исчезли любовь, надежды, радость. Остались: отчаяние, ручки кресла, сжимаемые до боли, и молитва. Все кружилось и рвалось: воздух, сознание. Иногда казалось, что она произносит не те слова, иногда, что выкрикивает их на всю вселенную. Они оглушают, рвут перепонки. Потом опомнилась – ее никто не слышит, кроме нее самой…