– Ну, посмотри на меня. Я же еще не старая, выращу тебя.

И вдруг она вскинула кверху глаза и торопливо зашептала:

– Слава Тебе, Господи, за твой подарок. Ты услышал меня!

Всем казалось, она зрила Самого Бога…

– Он услышал, – поддакивал маленький, словно в забытьи.

– Ну, пойдем же быстрее!

– Пойдем!

И они быстро вынырнули из машины. Бежали, задыхаясь, все вперед и вперед, точно не веря своему счастью… Словно боялись, кто-то помешает им. В одной руке она несла тяжелющую сумку, другой держала за руку ребенка. А он нес вторую кошелку, помогая своей дорогой благодетельнице, нет, маме, настоящей маме, вдруг обретенной им с Божьей помощью…

«О, кто даст голове моей воду и глазам – источник слез! Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего. О, кто дал бы мне в пустыне пристанище путников! Оставил бы я народ мой и ушел бы от них: ибо все они прелюбодеи, скопище вероломных. Как лук, напрягают язык свой для лжи, усиливаются на земле неправдою; ибо переходят от одного зла к другому, и Меня не знают, говорит Господь» (Иер. 9;1,2,3).

И стали совсем уже не видны удаляющиеся фигурки, будто растворились с окружающими деревьями, небом, воздухом, Господней благостью…

А старенький автобус, фыркая и тарахтя, медленно поплыл все вперед и вперед, заметая следы неожиданно обретенных человеческих горя и радости…

– Расскажите, пожалуйста, как Вы пишите рассказы, – попросила Наталья.

– Я люблю нанизывать слова – одно на другое, но так, чтобы после этих повествований оставалось чувство, словно на берегу, на песке, пишу, а набежавшая волна смывает. И не понятно: было или не было написанное?… И только щемящая легкая грусть оседает после в сердце, – так объясняла Татьяна своей приятельнице-христианке.

Наталья переспросила:

– А почему именно так?

– Ах, мой друг, этого не понять головой и только душой чувствуешь безошибочно. Люблю проникать в скрытую суть вещей… И от этого грущу.

– От красоты природы, от того, что все преходяще?

– Не только. Для меня всегда все пело – и листья клена поздней осенью, и ранняя трогательная весна, и душа человека, при ее очищении…

– Я поняла… Но разве так пишут православные писатели?

– А как?

– Ну, вспомните хотя бы иконописцев. К примеру, Андрея Рублева. Ведь он постился долгое время, молился, уединялся… И после очищения, осененный Духом Святым, писал «Троицу», «Спаса»…

Татьяна покраснела, стало стыдно из-за своего неразумения…

– А то, о чем Вы говорите – общие фразы. Давайте заглянем поглубже.

– Интересно, попробуем.

– Итак, я давно наблюдаю за собой. Меня, как верующую, поражало: то, как стёклышко, очищусь после проникновенной исповеди, то вновь в грязь. Излюбленный мой грех – гордыня. Плачу, плачу, бывало, перед иконой Спасителя, что грешу, умоляю помочь исправиться, и вновь за старое… И надо Вам сказать – болела ужасно.

Это было трагично. Жила в каком-то аду. Заболею, понимаю почему, каюсь, чуть-чуть полегчает и вновь все повторяю. Даже страшно стало. Очень долго Господь терпел, очищая меня от одной болезни. В конце концов, стал давать и другие по очереди. Но я не изменялась. Вроде, премию огромную получу, если согрешу.

Татьяна задумалась. Сама отлично понимала о чем идет речь – такая же беда и у нее была. Казалось ей все про нее рассказывалось.

– Так вот, Господь не убивал меня, желая моего улучшения. А у меня самой не было сил. Только слабое, безвольное стремление. И однажды многое изменилось. Работала с одним человеком, который, как заметила, легко чужие денежки присваивал, фабрикуя подложные документы на расходы. Меня заставлял ему помогать. Я решила уйти с этого места. Но на прощание сказала, что он «уголовник», когда стал обсчитывать меня при расчете. Вспомнила, что он не учел одну, ранее выданную мне, сумму. Умолчала. Радовалась, что он забыл про эти деньги. Выходило, не он меня обманул, а я его. Куда и желание благое делось – Бога не огорчать. Прошел месяц. Вдруг сильно заболела. Истратила на лечение во много раз больше тех средств, о которых не сказала бывшему начальнику. Но дело заключалось не только в том, что поплатилась за сокрытие. Я поняла следующее – даже если тебя обижают, ты не должна защищаться таким же образом. У христианина одно оружие – правда. Больше потеряешь при обмане. Но и другие выводы сделала. Вижу, становлюсь жадной. Раньше по Божьей милости людям сочувствовала. Скажут денег нет, найду что-то в своем кошельке, и подарю. А тут стало жалко не только свои деньги отдавать, но и чужие. И такая мучительная неразбериха в душе поднялась – копеечную сдачу не решалась вернуть знакомой. Борьба со своими страстями становилась невероятно трудной. Я сама с собой рассуждала, а вернее враг внушал: «Ты же обегала весь город, доставая необходимое ей, выторговывала подешевле. Это же твоя заслуга, вот и оставь сдачу себе!». «Нет, – поднималось в сердце, – даром получил, даром отдай». Дело дошло до того, что когда ей объясняла: что почем, все время тянулась к кошельку – «великодушно» вернуть копейки. И вновь отставляла его назад, будто надо было сделать нечто невозможное, гору свернуть. Передумывала. Начинала себя успокаивать: «Свечку на эту сумму куплю и за ее здоровье в храме поставлю». И так все это серьезно происходило, что мне никак не открывалась абсурдность такой борьбы. Сдачу-то надо было сдать в размере стоимости разового проезда на городском автобусе…