Ира застонала. В нежные струи воспоминаний просачивался яд отчаяния. И она запретила себе скачки в прошлое. Взгляд внезапно упал на полянку. У ее ног кружились две красивые белые бабочки. Они летали так смешно и непосредственно-радостно, будто дети, выпущенные на свободу из дома после долгого запрета. Одна оседала над другой, делая затейливые «па», не отставала и вторая. Потом резко взлетев, первая куда-то умчалась, а напарница осталась в травке. Что же этой с ней? И вдруг сразу целых три, танцуя, кружась, подлетели к товарке, и уже четыре вспорхнули ввысь.

На сердце у Ирочки потеплело: Господь в каждом помысле, действии с ней… И стало крепнуть, набирать силу желание жить… Однажды проснулась от упрямого жужжания, махнула веткой, чтоб отогнать комара, но это было нечто другое. «Самолет», – закрутилось в сознании. Вырвавшись из шалаша, стала истошно кричать, перемежая слезы, отчаяние, надежду. Взмолилась к Господу, чтоб ее нашли. Сорвала красный чехол с валявшегося кресла, привязала к ветке и принялась махать им, рассекая зеленый воздух.

Заметили. Уже в бессознании подняли на вертолет…

Дома ходили в трауре. Знали – Ира летела тем злополучным рейсом. Она заранее дала телеграмму – встречайте, вылетаем, целуем.

Новое сообщение ошеломило: приезжайте за дочкой – жива.

Папа долго не мог насмотреться на свою, чудом обретенную, девочку. Мама еще находилась в больнице и ничего не знала.

Больше Ирочка замуж никогда не выходила, покрытая черным, вдовьим платком. Поговаривали даже, что она приняла монашеский постриг в миру…

Вечер, словно предновогодняя радость, загадкой, улыбчивостью спустился на землю, зажег огоньками рассеянную дремоту, разбудил в душе нежность и желание дружеского общения. Наскоро одевшись, Татьяна направилась к своей приятельнице.

Галя – незаменимая собеседница. Находчивая, бойкая, всегда в хорошем настроении. Нельзя сказать, что жизнь постоянно гладила ее по головке и заглядывала в рот, ожидая приказаний. Нет. Ей приходилось самой бороться за свое место под солнцем тяжелым физическим трудом, собранностью.

– Здравствуй, милая, хорошо, что зашла, я дремала.

– Прости, разбудила…

– Наоборот, дело к ночи, нечего спать.

Подвижная, небольшого роста, с воздушно-пушистым одуванчиком волос на голове и молодыми, веселыми глазами, она располагала.

– Проходи, пожалуйста, хочешь чаю попьем?

– Спасибо.

Они сели за маленький уютный столик, расставив чашки с дымящимся чаем, розетки с вареньем, тарелочки с пирожными.

– Не удивляйся, сегодня на работе отмечали мой день рождения. И вот кое-что осталось.

– Поздравляю.

– Спасибо. Представляешь, оставили на работе… И скажу я тебе – чудо Господь явил.

В комнате рассеивался полумрак. Небольшие бра излучали слабый свет. Казалось, ожили темные тени, напоминавшие птиц неизвестной породы.

– Итак, что произошло у тебя на работе?

– Садись, пей чай и слушай, если есть время. Работаю я, ты знаешь, давно, стараюсь, зарабатываю хорошо. Время пред пенсионное. Подходит как-то мастер с незнакомой девушкой и режет без ножа:

– Учи ее, передавай знания, опыт. Закончишь, проводим тебя на пенсию. Если захочешь работать, оставим уборщицей. Свое же место уступишь ей.

Я ничего не ответила. Но чтобы все-таки ушла на пенсию, она повела против меня целое наступление. Третировала в дело и без дела. И все с издевкой, с позором, ненавистью. Поставила в наладчики в пару со мной любителя спиртного. Он всегда пил, я работала за двоих. Что не доделывал он, за это ругали меня… Дошло до того – увижу мастера – руки, ноги трясутся, ничего не понимаю, дрожу, как осинов лист… Уже и сердце не на шутку разболелось… Успокоительное пью – не помогает. А ведь у меня семья не маленькая. Если что случится со мной, кто им поможет? Да и к коллективу привыкла. Рабочий народ, словно солнце, согреет… – на глазах у Галины показались непрошеные слезы, как бы в подтверждение ее слов.