– Ой, мам, привет, все отлично, погода чудесная, знакомых встретили, прикинь, реально Монако – большая деревня! – тараторила дочь. – А вы как? Все нормально?

– Аня приболела, – начала издалека Вера.

– Простудилась? Она так и ездит с откинутым верхом? Наверняка продуло. Мам, скажи ей, пусть не ходит пока на занятия, дома отлежится, никуда ее лекции не денутся! Ну все, пока, цем-цем, пора одеваться – мы приглашены на ужин!

В трубке раздались короткие гудки, и Вера растерянно крутила в руках телефон. Звонить снова? Они возвращаются только через неделю, а Максим Леонидович настаивает на немедленном начале химиотерапии. Вера не могла принять такое решение сама.

Пока она раздумывала, как построить беседу при второй попытке достучаться до затуманенного светским лоском сознания дочери, телефон зазвонил, и женщина вздрогнула от неожиданности. Это был зять.

– Добрый день, Вера Николаевна, – пророкотал он в трубку приятным баритоном. – Что там с Анечкой?

Вера помолчала – всего пару секунд, а он уже понял, что проблема серьезнее простуды.

– У нее телефон не отвечает, я набирал только что. В чем дело, Вера Николаевна? – напирал Александр Петрович, и Вера испытала острый укол вины – словно это она недоглядела, пропустила предательскую болезнь…

– Александр Петрович, думаю, вам стоит вернуться раньше.

– Вера, черт возьми, говорите прямо! – обычно не теряющий так быстро самообладания зять горячился. – С девочкой что, случилось несчастье?!

– Нет. Не в том смысле… То есть я хотела сказать, что это не несчастный случай, – торопливо начала объяснять Вера, словно оправдываясь. – Вчера она упала в обморок, и мы поехали в больницу. Выяснилось, что у нее серьезная болезнь. Ее обследовали, а сейчас она спит, телефон я отключила, чтобы никто не беспокоил.

– То есть, моя дочь сейчас в больнице, – уточнил Александр Петрович.

– Да.

И потом он задал самый страшный вопрос:

– В какой?

– Аня в институте онкологии.

Он помолчал, справляясь с новой информацией. И сказал:

– Вера, мы будем в больнице максимум через шесть часов. Ждите нас там. Ничего пока не предпринимайте. Я позвоню, когда приземлимся.

Аня читала книжку, когда в палату вошли родители. Она сначала обрадовалась, а затем удивилась:

– Пап, мам, привет! Вы почему вернулись раньше?… Из-за… меня?

Отец подошел к Ане и обнял ее:

– Все будет в порядке, дочка. Мы уже разговаривали с твоим врачом, и еще я связался с очень хорошей клиникой в Германии. Думаю, мы отправимся туда в ближайшие дни.

Аня серьезно посмотрела на родителей. Отец выглядел озабоченным и словно больным. Лика – даже Аня так часто называла маму – старалась сдержать слезы, запрокидывая голову, чтобы слезы не размыли тушь на ресницах.

– Ну, вот что, – девушка отстранилась от отца и присела на койку. – Давайте перестанем темнить, я уже взрослая девочка. У меня рак?

Она смотрела прямо в глаза бабушки. Та отвела взгляд и подсела к Ане:

– Деточка, ну еще ничего не ясно. Папа хочет показать тебя лучшим врачам…

– Да каким еще врачам, бабушка! – взорвалась та. – Мы уже двое суток обследуемся, и я сдала литра три разных анализов! Диагноз уже давно поставлен, может, все-таки начнем лечение, вместо того, чтобы пытаться найти оправдание вашему страху и нежеланию поверить в реальность?!

Родные Ани словно окаменели. Никто не ожидал от нее такой резкости и… правоты. Она была права – во всем.

Никто не хотел говорить ей правду – может, этот заговор молчания словно делал беду нереальной, и она, не проговоренная вслух при Ане, отступала и уменьшалась в размерах. Казалось – заговори они сейчас о болезни, как беда поселится навсегда в их уютном и защищенном мире, оказавшемся таким уязвимым.