Только спрашиваю иное.

– А что будет с ребенком?

– Мой сын будет жить с нами, – теперь в голосе Зотова звенит непоколебимая уверенность. – Точнее, наш сын. Арина, ты его примешь, как своего. Станешь ему матерью. Ты же всегда мечтала о собственном ребенке. Полгода назад даже хотела усыновить. Я помню наш с тобой разговор в детском доме, который так усердно заставляешь меня спонсировать. Так вот, твоя мечта сбудется. Через четыре месяца у нас появится сын.

Есть такое выражение: волосы на голове дыбом становятся.

Со мной происходит именно это.

Назвать свое состояние шоком – не поворачивается язык. Он у меня немеет от тех фактов, что так спокойно вываливает Роман.

– Я его не приму, – шепчу еле слышно. – Никогда.

Бред!

Всё, что говорит Зотов, – полный бред.

– Примешь. Возьмешь на руки. Прижмешь к груди, вдохнешь сладкий запах молока и присыпки и полюбишь. Я тебя знаю. Ты добрая, чистая, светлая. Ты станешь самой лучшей мамой для нашего ребенка.

Мой муж реально верит в то, что говорит.

– Нет, Рома, нет, – мотаю головой. Какая к черту мигрень, я про нее забываю, – Это полная чушь. Я на такое не подпишусь.

– Когда там у Ивановой операция назначена? – меняет тему Зотов. – Через неделю, если не ошибаюсь? Без вмешательства хирургов двухлетняя девчонка не сможет ходить, так? Нужно для этого несколько миллионов, которые выделяет «Алмаз-Х». Или есть другие источники? – муж бьет каждым словом. Вот и обещанная угроза. – Много ваш благотворительный фонд собирает?

Краснею. Нет, не много. Избыток просьб о помощи больным детям в сети и на телевидении, кажется, сыграл дурную службу. Когда из всех мест каждый час стало раздаваться одно и то же: «Дорогие благотворители… дорогие благотворители…», люди словно почерствели и сократили помощь.

Хотела бы я ошибаться, но…

– Рома, ну это же полная ерунда. Я не беременна, – пытаюсь достучаться до мужчины по-хорошему, без ора и нервов, – не понимаю, как ты собираешься всё проворачивать.

– Очень просто. Через две недели ты улетишь к морю, на отдых. Там якобы задержишься из-за здоровья. А вернешься уже с ребенком. Я буду тебя навещать. Всё продумано, Арина. Проблем с документами не будет. Все посчитают Тимура твоим сыном.

Но не я.

Я не посчитаю.

Господи, я люблю детей. Всей душой. Клянусь. И в ситуации с Зотовым и Измайловой головой понимаю, что их ребенок ни в чем не виноват. Он не выбирал, как и у кого родиться, но сердце…

Моё сердце не примет малыша. Уже сейчас понимаю.

Может, зря меня считают доброй? А я ссука еще та? Но зато честная.

Я не приму ситуация, когда ломают и вынуждают идти против собственных убеждений.

– Ти-мура? – не могу без запинки выговорить имя.

Что угодно, только бы не молчать. И не обзывать Зотова полоумным тираном.

– Да, Кира хочет назвать его так. Я обещал.

Кира… Кира… Кира… везде Кира…

В голове вновь начинает пульсировать.

Кажется, у меня вырабатывается стойкая аллергия на это имя.

– Мне нужно принять таблетку, что-то голова побаливает, – резко поднимаюсь с дивана и тут же хватаюсь за спинку. Пережидаю, когда темные круги перед глазами разойдутся, и я смогу сделать шаг, не опасаясь упасть.

– Конечно, иди, – дает разрешение Зотов, – к вечеру нас ждут у Семеновичей. Нужно, чтобы ты к тому времени была здорова.

Констатация факта, а не просьба.

И почему раньше я не замечала, что нежность Ромы ко мне всегда дозирована?

7. Глава 6

– У тебя руки холодные, – Роман касается моих сцепленных в замок ладоней, нагло одну присваивает и укладывает себе на колено, слегка поглаживая.

– Да? Не заметила, – отвлекаюсь от проносящегося за стеклом автомобиля пейзажа и выпрямляюсь.