Приняв горячий душ, возвращаюсь в спальню. Хочу уже завалиться на кровать, но взгляд падает на электронный будильник на прикроватной тумбочке, и я торможу. До ужина Плюхи час. Сомневаюсь, ехать ли туда. Уже никуда не хочется. Да и похер мне, что он творит с левыми людьми. Но почему-то я все равно надеваю свежую одежду и проверяю почту. Там уже лежит досье на дочку Журавлева.

Не успеваю его открыть, как раздается стук в дверь.

– Войди!

– Алексей Валерьевич, – в комнату заглядывает Марина. – Ваша мама уснула. Я поеду? Или мне лучше остаться сегодня?

– Останьтесь, пожалуйста, – прошу ее. – Мне надо отъехать ненадолго. Не хочу оставлять ее одну.

– Конечно, без проблем. Может, сказать Светлане, чтобы приготовила для вашей мамы что-то особенное?

Я зависаю, потому что не знаю, что любит моя мама. Она всегда готовила то, что любили мы с отцом. Постоянно повторяла, что лепит пельмени «для Валерчика», потому что он их любил. И готовила сырники для меня, потому что их любил я.

– Ничего не надо, – отвечаю наконец. – Пусть будет стандартный завтрак.

– Хорошо.

– А завтра прямо с утра выясните ее размер одежды и обуви. Надо заказать ей траурную одежду, послезавтра похороны.

– Здесь? – уточняет Марина.

– Нет, – отрезаю. Не хочу даже труп отца видеть в своем доме. – Прощание в зале похоронного бюро, поминки в ресторане.

– Поняла. Тогда я пойду. Если что-то нужно, говорите.

– Спасибо, – киваю.

Когда экономка выходит, я вздыхаю, глядя через балконную дверь. Вот бы не надо было никуда уже ехать, но я же за каким-то чертом оделся. Покидаю спальню, по дороге набирая Макса.

– Выезжаем к Плюханову в ресторан.

Положив трубку, открываю письмо от безопасника и чуть не спотыкаюсь, подойдя к лестнице. В письме фотка. Торможу, открываю ее и зависаю. На меня смотрит милая девочка. Юная, чистая. Наверное, даже нетронутая. Широко распахнутые глаза смотрят прямо в камеру, на пухлых, сочных губках блеск, создающий влажный эффект. Я реально засматриваюсь, как будто никогда не видел красивых девочек. Но я же видел, черт побери!

Медленно спускаясь по ступенькам, читаю биографию.

Татьяна Владимировна Журавлева, восемнадцать лет. Студентка, спортсменка, красавица, все дела. У нее регалий за ее недолгую жизнь больше, чем у меня в мои двадцать семь. Хмыкаю, качая головой. Хорошая девочка своего интеллигентного папочки. Нахрен она сдалась Плюхе? Что он с ней будет делать? В театр водить?

Почему-то от мысли о том, что он испортит такую непорочную красоту, мои внутренности крутит. Но я не позволяю себе примерить на себя эту девочку. Я просто помогаю старому сослуживцу отца. Правда, не до конца понимаю, на кой хер ввязался в это. Ну ладно. Раз уж пообещал подумать, встречусь с Плюхановым, перетру по-пацански, да и дело с концом. Просто поговорю, узнаю, что да как. Если вопрос стоит слишком остро, ввязываться не стану. А если он просто развлекается, думаю, я найду способ убедить его не лезть к девочке.

– Макс, не узнали, чего это Плюхе так уперлась эта Елена Троянская? – спрашиваю его, когда мы подкатываем к ресторану, в котором Плюханов набивает брюхо.

– А как же мы узнаем, не поговорив с ним?

– Ладно, – вздыхаю, глядя на ресторан, возле входа в который крутится парнишка парковщик. – Разберемся. Идем, поговорим с этим додиком. А потом в сауну к Роману. Надо немного развлечься.

Алексей

Плюха из тех, кого описывают как «из грязи – в князи». Из уличной босоты он очень быстро превратился в видного бизнесмена. Только вот вести бизнес по-деловому так и не научился. До сих пор решает все вопросы с позиции силы. И выглядит он так же, как и ведет себя. Меняет дешманские костюмы, так и не научившись сочетать их с аксессуарами и цветами рубашек. И этот придурок неизменно носит толстую золотую цепуру прямо поверх воротника рубашки. В общем, чисто гопник из девяностых.